Сергей Чугунов - Дар случайный. Поэтические произведения разных лет

Спи, и тоже глаза я закрою;
спи, и, может быть, даже забуду;
что давно я был ранен другою —
а сегодня тобою убит!

Напрасно пробую заснуть,
вот и ко мне пришла некстати
неутихающая грусть —
скорбь по любви, что я утратил…

Напрасно пробую забыть,
и оправдать себя пытаюсь.
Забытый всеми следопыт
в людской пустыне подвизаюсь.

А ты – любви моей предлог —
зачем-то строишь планы мести…
Как хорошо, что я – не Бог,
что скорбь пройдёт со мною вместе!

Люди строят дома, чтобы жить;
корабли, чтобы по морю плыть;
бани рубят, чтоб кости попарить;
казематы, чтоб пыл охладить…
Но, а я тунеядец и мот:
строю, строю себе эшафот,
строю, строю, а ради чего?
Чтоб однажды взойти на него.

Люди к небу возводят глаза,
осеняют крестом образа,
унывают, когда не расслышат
их молитвы-мольбы небеса.
А я занят, я зря не грущу,
к эшафоту я плаху тащу…
И на плахе, когда не скажу,
буйну голову молча сложу.

Люди, в общем, недурно живут:
маршируют да гимны поют;
восхваляют вождей да пророков,
по чей милости слёзы лиют.
Не пытаясь ввязаться в игру,
я осанну пою топору,
что однажды в горячке хмельной
пропоёт над моей головой.

Люди верят призывам пустым,
но при случае, раз, и в кусты.
Дурака или даже подонка
нарекают из страха святым.
Я ж в кустах не дрожу по ночам,
выше Бога я чту палача,
он меня никому не продаст,
просто смерти позорной предаст.

Говорливая Зима
довела,
свела
с ума,
завлекла да бросила…
Посулила мне любовь,
остудила в жилах кровь,
сердце приморозила…

Я чуть было не замёрз,
да, спасибочки, Мороз
надо мною сжалился…
Вспомнил, знать, мужскую честь,
всё ж мужик, какой ни есть —
малость поубавился…

Что содеялось с Зимой?
Потеплела и самой
быть по нраву нежною…
Ночь настала, и Метель
постелила нам постель
пуховỳю, снежную…

Холодна Зима, как Смерть,
приласкать хотел, согреть,
но жена коварная —
позабавиться не прочь…
Стала брачная мне ночь —
ноченькою бранною!

Я был ранен, и смертельно;
не помог мне крест нательный;
подступала Тишина;
убаюкивала Вечность…

Вдруг, в наряде подвенечном
подошла ко мне Весна!

В этот вечер такой бестолковый
и такой бесприютный, как жизнь,
постучись в мою дверь, воплотись —
я специально её не закрою…

И не бойся меня – я тебя не обижу,
твой случайный приход я предвижу…
Но никто не стучит и не ломится.
Эта дверь никогда не откроется!

Никогда ты в мой дом не войдёшь…
Ты – моё ожиданье и ложь!

Да, я знаю, конечно, я знаю
и нарочно затеял игру;
я в надежду чуть-чуть поиграю…
Но, а дверь…
я, конечно, запру!

Мне зябко и страшно сегодня,
хотя ни мерзлив я, ни стар…
но баварские ветры поют поминальную песнь…
И уже…
Нет меня,
только боль —
она hundert Stockwerke ;
она в сто этажей
чёрной кровью и потом пропахших
не струганных konzentrationslager нар…

Я забыл свой vorname ,
забыл,
кем я был,
что я – есть человек…
Мне остались: gefangenennummer ,
злой окрик
да выстрел в висок.
Aufseher смеётся…
Удар!
И я харкаю кровью на снег,
и дрожу, я – не трус, но мне мерзко…
но zum Teufel – на взводе курок…

Дай минуту, der Henker ,
дай последними мыслями
я соберусь…
Там за тысячи вёрст
бьётся сердце моё
с женским именем Русь…
Там мой Sohn ,
он придёт отомстить за меня,
so wissen ,
так и знай…
Ты от крови моей не отмоешь
bestienpfoten …
Стреляй!

Мне зябко и страшно сегодня,
как будто бессрочно я стар…
но колымские ветры поют поминальную песнь…
И уже…
Нет меня,
только боль —
она в сто падежей;
она в сто этажей
чёрной кровью и потом пропахших,
не струганных лагерных нар…

Я забыл своё имя,
забыл,
кем я был,
что я – есть человек…
Мне остались: порядковый номер,
злой окрик
да выстрел в висок.

Вертухай всё регочет …
Удар!
И я харкаю юшкой на снег,
и дрожу, словно скес , мне так мерзко…
что пóнту – на взводе курок…

Дай минуту, пупкарь ,
дай последними мыслями
я соберусь…
Там за тысячи вёрст
бьётся сердце моё
с женским именем Русь…
Батя там,
он придёт отомстить за меня,
вертухай ,
так и знай…
Ты от крови моей не отмоешь
звериные лапы…
Стреляй!

Два выстрела грянули
в чёрной январской ночи роковой
Два метких стрелка били в сердце…
Один был врагом!
А вот кем был другой!?

Кто ты? Ангел? Нет, скорей,
дьявол… Как мне быть?
Я, увы, не князь Андрей,
чтоб, как он, тебя любить…

В наш во лжи погрязший век
благородство не в цене…
Ты – не дьявол – человек,
да не легче мне.

Облетел мой чудный сад,
блекнет листьев медь…
Я – совсем не Александр,
чтоб тебя, как он воспеть…

Я чертовски огрубел,
второпях да набегу…
Я быть может и запел,
да сфальшивить не могу.

Оживи погибший сад,
душу обогрей.
Ни Андрей, ни Александр —
я прошу – Сергей!

Нагадала мне цыганка,
что в коварный Год Змеи,
майским утром, спозаранку,
ты войдёшь в мечты мои.
А в июле предо мною
ты предстанешь наяву.
И пойму я, что живу
лишь тобой одною…
Вспыхнет ягодой рябина —
ты в мой бедный дом войдёшь,
назову тебя любимой,
ты любимым назовёшь…

Но страшусь я предсказанья,
полюбить ни в праве вновь,
не отбывши наказанья
за вчерашнюю любовь…
Суждено ли мне с рябиною
на ветру пылать?
Уготовано ль любимою
мне тебя назвать?

Мне себя винить не стоит —
я ни в чём не виноват…
Только кто ж тогда построил
отчужденья каземат?
Я хотя не под замком, но
только горечь-боль в груди…
Слушай, плюнь на все законы —
и меня освободи.

Станет сладкою рябина
от мороза иль любви.
Назови меня любимым,
коль полюбишь – назови!
Может недопонимая,
назови, прошу, хоть раз…
Не в июле, и не в мае,
и не осенью – сейчас!