Сергей Чугунов - Дар случайный. Поэтические произведения разных лет

Завтра Пятница,
солнце пятится…
А на западе,
будто в западне
зорька вешняя —
баба грешная,
алой кровушкой обливается…

Поздно каяться,
сердце мается,
сердце набекрень,
а в душе сумятица,
на пороге Пятница —
Судный, трудный день!

Вот и Пятница…
Это значиться —
на восток гляжу,
за зарей слежу,
глаз не отвожу…
Зорька ранняя,
затуманена,
смехом ранена,
оболванена…
…обалденная,
чуть надменная
на горе стоит, ухмыляется…

Всё измениться?
Мне не вериться,
да и верить-то,
если честно, то
лень!
Что с того, что Пятница?
Пятница как пятница —
просто пятый день!

Написал я твой чудный портрет,
взяв ярчайшие краски у мая.
Был не холст – голубой небосвод —
на моём неказистом мольберте.

На божественном лике твоём
разглядел я улыбку-загадку
и в твоих беззащитных глазах
удивленья зажёг огонёк.

Ослеплённый, я кисть обмакнул,
по ошибке, в кромешную темень,
и теперь на холсте моём ночь:
не тебя, никого, ничего…

Я зубами готов перегрызть
себе жилы – пусть алою кровью
на мольберте забьётся рассвет,
новый день мне подарит тебя…

Пригласила ты на чай,
намекнула невзначай:
мол, сердечко под замком,
чтоб замочек отворить —
не мешало б прихватить
мне заварку с сахарком…

И хотя с тобой я робок,
в жизни смел… И чая для
истоптал пар пять кроссовок
и загнал два «Жигуля».
И добыл?
Добыл…
И что же?
Вот награда за труды!
Прилетел к тебе, но боже…

В кране не было воды!

Полюбил умом я…
Думал – не обманет,
думал страсть хмельная
ум не одурманит.
Но в мои расчёты вкралась опечатка —
я опять один как перст…
Душно мне и зябко!

Полюбил я сердцем…
Думал – не обидит —
да слепое сердце
ни черта не видит.
В запертые двери сослепу я бился —
но никто не óтпер и не прослезился!

Полюбил я телом…
Жилами да кровью.
Что зовётся блудом —
я нарёк любовью.
Поздно теперь плакать, клясть себя да охать —
не любовь то вовсе, и не страсть, а похоть!

Всё теперь иначе…
Некуда мне деться.
Я тебя ни телом, ни умом, ни сердцем…
(как? совсем не знаю…)
Знаю, что люблю!
(чудный, сладкий, чуткий сон)
Да только я – не сплю!

И я взошёл к священному огню;
я к алтарю вознёс свою свободу;
но ты – царица всех земных цариц —
красивым жестом отклонила жертву.

На землю возвратился я в тоске…
«Непониманье или нежеланье —
что значил тот необратимый жест?» —
я вопрошал непрошеную душу.

Ни тени откровенья не найдя,
я осознал всю горечь нетерпенья…
Ну что с того мне, что с заоблачных вершин
ты снизойдёшь в мой мир: смешной и робкий?

Костру желаний дал я воспылать,
но хватит ли тепла тебя согреть?

Три круга обороны у Змеи…
Ты – не змея, но всё же, милый друг,
коль я проник в твой третий круг,
ужаль меня, ужаль и не жалей!

Иллюзией вадливой не мани,
я вижу: ты в могутном напряженье…
Одно моё неловкое движенье —
ты атакуешь… Так ужаль скорей!

Изжалив, ты не бойся – не убьёшь!
Уж лучше яд, чем приторная ложь…

Три круга обороны…
Ты прости,
ты – не змея, но всё же, милый друг,
коль я проник в твой третий круг,
ужаль меня….
Иль к сердцу допусти!

Я предвижу твой каждый шаг,
я предслышу твой каждый вздох,
ты – мой самый уступчивый враг,
ты – мой самый изменчивый бог.

Я предчувствую прошлую боль,
я предпомню твой будущий смех,
ты – мой самый ответственный бой,
ты – мой самый бесплодный успех.

Жаль, но мне не дано предузнать,
чем закончится наша борьба.
Я готов, я стремлюсь проиграть…
Предлюблю,
предненавижу тебя!

в летний вечер когда от себя уже некуда деться
всюду я с дикой парой удушливо-ласковых рук
я расслышал в разверстой груди постороннего сердца
еле слышный рассерженный и умоляющий стук
лёгкий шёпот шагов известил о Твоём приближенье
распахнулася тьма… и ударила яростно в грудь
непрожитого чувства пьянящая боль пробужденья
одинокости нашей людской обнажённая суть…
ничего и не ждал я привыкший к тиши одиночки
безысходность разлуки поглубже в себе затая
неожиданно Ты убежав от постыдной отсрочки
испугавшись себя удивлённо шепнула ТВОЯ
и слилися в одно два моих озабоченных сердца
стала рана больней да остывшая кровь горячей
в летний вечер когда от себя было некуда деться
я придумал тебя Ты поверила в жизнь но зачем?

Когда бы не был я,
ни столько робок, сколько одинок…
Когда б была она —
кому я мог излить свои признанья…
Презрев каноны все,
и тем смертельно согрешив,
избраннице ни руку и ни трепетное сердце —
я предложил бы голову и твёрдое плечо…

Что может дать рука?
Ласкать да бить её удел!
А трепетное сердце?
От счастья биться,
словно льдинка таять
в моей груди…
…да в скорбный час болеть?

Мир слишком зол!

Ласкать да таять;
бить да в муках биться —
но это ль нужно рассудительной душе?!

Плечом от стрел-невзгод
укрыться можно как щитом;
и в трудный миг
лишь на плечо
и можно опереться;
а в ночь любви так сладко
спиться
на плече родном…

А голова?
Развеселит
на празднестве весеннем;
в час скорби словом
искренним
утешит и взбодрит…

Когда бы не был я,
ни столько робок, сколько одинок…
Когда б была она —
кому я мог излить свои признанья…
Презрев каноны все,
и тем смертельно согрешив,
избраннице ни руку и ни трепетное сердце —
я предложил бы голову и твёрдое плечо…

Задует ночь зари вечерней свечку;
туман приглушит шёпот ручейка;
и, чуть дыша, ты выйдешь на крылечко
и будешь ждать, как будто не меня…

Но я смогу, я подойду к крылечку.
Ты улыбнёшься: «Ты осмелился прийти?»
«Да, – я скажу, – вот мается сердечко,
болит, тоскует, да не по тебе…»