Александр Шляпин - Максимовна и гуманоиды

Новогодние каникулы подошли к концу. Деревня Горемыкино, как подобает российской глубинке, погрузилась в суету колхозных буден.

Максимовна, с нетерпением дождавшись конца праздников, первым делом помчалась в район к фотографу, чтобы запечатлеть свою физиономию, для нового документа.

– Что, девушка, желает? – спросил Зяма, вытирая руки вафельным полотенцем с бурыми пятнами от проявителя.

– Я к вам, вот по какому делу. Мне нужны фотографии на паспорт, сказала Максимовна, просачиваясь внутрь фотоателье.

– Проходим, расчехляемся, готовимся, – сказал Зяма стандартными фразами.

Максимовна, скинув с себя куртку, поправила перед зеркалом волосы и уселась на табурет, стоящий напротив белого фона.

– Как мимолетное ведение, как гений чистой красоты, – сказал Зяма, стараясь приподнять настроение клиентке. – Так внимание, смотрим на этот пальчик, сейчас вылетит…

– Птичка, – сказала Максимовна, расплываясь в улыбке.

– Птеродактиль сударыня, – ответил Зяма, нажимая на кнопку фотоаппарата.

В тот самый миг, сквозь объектив, он увидел на груди Максимовны камень невиданный чистоты и красоты. В его голове мгновенно образовался вакуум, и он подумал той частью мозга, которая не успела съежиться от такой неожиданности:

– «Бриллиант»!?

Он навел объектив прямо на «нубирит», стараясь, как можно крупнее и подробнее снять это чудо вселенной. Камень сиял. Он завораживал. Он был такой чистоты и лучезарности, что сердце Зиновия замурлыкало, от навалившейся на него удачи. Несколько раз фотограф пыхал фотовспышкой, стараясь найти нужный ракурс. В тот момент, когда Балалайкиной надоело, и она уже хотела уйти, Зяма сказал:

– Все готово!

– А когда карточки, – спросила Балалайкина.

– Сейчас, сейчас будут готовы, – ответил фотограф, и подключив фотоаппарат к компьютеру с головой ушел в монитор, редактируя и без того прекрасный образ Максимовны. Его трясло от увиденного, как трясет рябину на сильном ветру. Ему страстно хотелось потрогать «нубирит». Хотелось на него подышать и даже потереть о рукав, чтобы убедиться, что это он – бриллиант.

Распечатав на принтере фотографии, он подал их Балалайкиной, и как бы невзначай, сказал:

– Это у вас, стразы от Сваровски?

Максимовна удивленно глянула на фотографа и, не поняв его, переспросила:

– Стразы от чего?

Зяма, поняв всю глубину отсталости барышни, ответил:

– Девушка, я спросил вас – это у вас стразы от Сваровски? Это такая фирма, которая выпускает стеклянную бижутерию.

– Нет, голубчик – это лунный камень от Дарта Вейдера, – ответила Максимовна. Она рассчиталась за фотографии, вышла на улицу, оставив фотографа в полной прострации.

Зиновия в этот миг, словно ударило током. Он выскочил следом за ней и прокричал, боясь упустить последний шанс:

– Девушка, вы забыли…

Максимовна обернулась.

– Что я забыла?

Заикаясь и задыхаясь от волнения, Зяма сказал:

– Сдачу!

– Вы ж мне сказали – сто пятьдесят, я вам сто пятьдесят и подала.

– Я забыл, что сегодня у нас день «любимого клиента». Скидки на фотографии на паспорт пятьдесят процентов.

Балалайкина удивленно хмыкнула и вернулась в фотоателье. Зяма Шнипельбаум задыхаясь от возбуждения, закрыл входной замок и повесил табличку с надписью – «Технологический перерыв 20 минут».

Он достал из кассы деньги и подал их Максимовне.

– Может барышня, мы с вами эротическую фотосессию сбацаем?! Я могу вам бесплатно сделать портфолио, как на журнал «Плейбой», или даже еще круче?!

В эти секунду Максимовну озарило. Чудные современные иноземные слова «фотосессия, портфолио» завораживали и в тоже время пугали некогда бывшую колхозницу.

– А что это за хреновина такая, ваше портфелио? – спросила Машка, заинтригованная удивительным словом.

– Это солнце мое, альбом с фотографиями! Индивидуальные портреты невиданной красоты, отражающие вашу женскую стать и духовную сущность! Неизменный, мадам, атрибут при приеме на работу в солидные фирмы Москвы и всей России!

– Это мне нужно, – ответила Максимовна, – Давай, касатик, трудись над своими портфелями, – сказала она и скинув куртку, прошла в фотосалон.

Зиновий Шнипельбаум с трясущимися руками прыгнул к своим тайным закромам и достал дорогой японский фотоаппарат, который был его гордостью и его достоянием. Он включил все софиты и томным эротическим голосом, сказал:

– Раздевайся, детка, Зиновий Шнипельбаум, будет из тебя богиню «Плейбоя» ваять!

Максимовна, ничего не поняв, влепила фотографу оплеуху. Тот, отлетев в угол своей студии, чуть не заплакал от обиды.

– Я тебе покажу, раздевайся! – орала она, наступая на Зяму, – Ты у меня, так разденешься, что тебя ни мама, ни папа тебя не узнают! Извращенец!!!

Шнипельбаум, забившись в угол, прокричал:

– Стоп, стоп, стоп!

Максимовна замерла в тот момент, когда её рука, схватив со стола бронзовый канделябр, занесла его над его головой тщедушного еврея.

Впервые за долгие годы работы фотографом, эротическая фотосессия стала для Зиновия настоящим кошмаром.

– Ты, что творишь, идиотка?! Ты фоткаться пришла, или меня хочешь тут уконтрапупить?! – заорал Зяма, впадая в панику.– Я сейчас полицию вызову. Ответишь мне за нападение при исполнении служебного долга!

Максимовна замерла. Она поставила канделябр на место и горько заплакала:

– Я думала, ты, меня хочешь невинности лишить, – сказала она и присела на стул. – Я же еще ни разу…

– Мне твоя невинность нужна, как корове парашют! Я же фоткать тебя собирался в жанре ню! Женщина не должна бояться. Она должа целиком и полностью доверять двум мужчинам— гинекологу и фотографу…

– А что такое это твоё ню?

– Это чувственные фотографии обнаженного женского тела. Игра света и тени. Таинство невинности и взрыв страсти…

– А, а, а! Так ты бы мне и сказал, что хочешь меня голую сфотать! А я, дура, думала, что ты меня силой решил взять, – сказала Максимовна и рассмеялась, вытирая слезы носовым платком.

В какой—то момент, Маша успокоилась. Она улыбнулась и скинув с себя кофту, соблазнительно обнажила свою грудь, растягивая рот в улыбке.

– Так пойдет, —спросила она.

Челюсть Зиновия от такой смелости клиентки «упала» на пол. Инстинкт самца, суровой и стальной рукой схватил его за тестикулы. Внизу живота все пришло в движение. Но этот камень, висящий на груди девушки, вернул его в «колею», задушив все природные инстинкты. Его взгляд вновь уперся в драгоценный «нубирит». Каким—то чутьем Шнипельбаум почувствовал, что от камня исходит удивительная сила. Будто сам Моисей говорил ему: «Возьми меня Зяма, и тебе будет счастье! Ты станешь самым влиятельным, самым властительным евреем на всей планете Земля». Казалось, что глаза Зиновия в этот миг просто выпрыгнут наружу от удивления и лопнут от созерцания драгоценности. Максимовна, словно растворилась в воздухе, оставив вместо себя огромный и сверкающий «бриллиант». «Нубирит» удивительной красоты и чистоты не просто манил его – он приковал его взгляд. В своей голове Зяма просчитал его стоимость по ценам Нью—Йоркской алмазной биржи и был ошарашен еще больше.