Александр Шляпин - Максимовна и гуманоиды

Зиновий Шнипельбаум не был бы русским фотографом Зямой Шнипельбаумом, если бы не любил подобные камни больше, чем божественные женские прелести. Он знал, что даже в целом районе и даже в области не хватит денег, чтобы выкупить у Максимовны сей драгоценный кулон. Правда, даже это отсутствие у него «резервных фондов» не могло остановить в достижении своей цели. Вот тут и началось самое интересное действо, которое он мог себе позволить.

Фотограф Шнипельбаум не знал удивительных свойств этого камушка, не знал и не ведал, что ни за какие деньги Максимовна не сможет расстаться с ним. И даже не за его чистоту и красоту, а за то, что камень этот даровал ей новую, совсем иную жизнь и необыкновенную харизму, которая подавляла волю любого человека на этой планете.

– Занимательная безделушка, – как бы ненароком сказал Зяма. Он навел на него объектив и взял кристалл крупным планом.

– Это у нас наследственное. У моей бабушки сиськи тоже были четвертого размера, – соврала Мария.

– Я мадмуазель, не про ваши эффектные груди! Я про камень, – сказал он, засопев, от волнения, словно кабан перед соитием.– Продается? Хорошую дам цену! Ну, рублей, тысяч пятьдесят! Пойдет?

– Нет —товарищ фотограф, эта штучка – не продается! Это же бабушкина память, —ответила Максимовна, чуя своим сердцем какой—то подвох в словах хитрого еврея.

Зиновий, был вне себя. Он прыгал перед девушкой, словно обезьяна по клетке зоопарка. Шнипельбаум старался изо всех сил угодить, чтобы поближе подобраться к вожделенному камню. «Завладеть» – камертоном стучала мысль в его голове.

– Сто тысяч дам и ни копейкой больше, – сказал Шнипельбаум, в надежде, что, услышав столь значительную сумму, девчонка мгновенно сдастся, выкинув свои трусы, словно белый флаг капитуляции.

– Не продается! – твердым голосом ответила Машка. Она косо взглянула на фотографа. Тот в одно мгновение понял, что Максимовна какой—то неведомой силой вдавливает его в землю, делая его жалким рабом.

Сердце Зиновия заныло.

– «Переборщил» – сказал он сам себе, и тут же сделал лицо, отображающее полное равнодушие.– Ваша стекляшка барышня, таких денег не стоит! Признаюсь честно – хотел купить для себя, как реквизит для фотосессий! Для работы, так сказать с представительницами прекрасного пола. Ему цена—то: от силы тысяч тридцать… Это ведь стекляшка…

– Вот и чудесно, —сказала Максимовна одеваясь. —Когда прийти за портфелями?..

– Завтра – завтра ваше портфолио будет готово, – улыбаясь сквозь силу, ответил Зиновий.– Ваше имя, фамилия, адрес? – спросил он, заполняя квитанцию.

Максимовна назвала свою фамилию и имя, совсем не задумываясь, что Зяма, уже этой ночью наберется смелости и тайно посетит Горемыкино в поисках кристалла.

На следующее день Балалайкина с самого утра стояла под дверью местного фотосалона. Ей не терпелось получить фотографии. Проблема паспорта, пудовой гирей тянула её за ногу. Новая жизнь вносила свои коррективы, и Балалайкина в образе молоденькой красавицы просто не могла жить иначе. Ей не хотелось дожидаться в своем захолустном доме прихода смерти, как это делали её старинные деревенские подруги. Она прыгала, греясь около фотоателье Зиновия Шнипельбаума, дожидаясь, когда оно откроется. Ровно в девять утра двери фотосалона открылись. На пороге с «фонарем» под глазом, стоял удрученный ночными приключениями фотограф. Он потягивался после бессонной ночи, прикладывая к подбитому глазу медный пятак петровских времен.

– Здрасте… Я за фото! – сказала Максимовна, широко открыв свой рот при виде темно—лилового синяка.

– Проходите, – гордо ответил он.

Разве мог тогда Зиновий поведать Марии, как он ползал всю ночь по заснеженному огороду старухи в поисках скрытного подхода к дому. Как, переминаясь с ноги на ногу, стоял в январский мороз под её окнами, всматриваясь сквозь заиндевевшие окна в черноту дома. Как лелеял надежду еще раз увидеть этот великолепный и вожделенный кристалл.

Не мог он рассказать ей, как встретился нос к носу с пьяным Николаем по кличке Шумахер, который шел он в обнимку с пьяными ряжеными и на всю улицу горланил песню:

– «Эх, мороз, мороз не морозь меня! Не морозь меня а—а—а, моего коня!»

Не мог Зяма, да и не хотел рассказывать, как злые колхозники вместе с Шумахером били его «пудовыми» валенками в живот, приговаривая при этом, что он домашний зверь с бородой и рогами и лицо не традиционной сексуальной ориентации. А били Зяму за то, что он подсматривал за молоденькой девушкой в окно. А еще за то, что он никого из них он не уважил, когда его попросили закурить.

– С портфолио барышня, вам придется подождать. Будет готово только завтра. Сами видите, ночью по нужде вставал да в косяк головой врезался, жуть, как мне сейчас больно, – сказал фотограф. Он приложил к синяку огромный медный пятак и глубоко вздохнул, подчеркивая свою не трудоспособность.

– Ладно, валяй! Завтра за портфелями вернусь! – сказала Максимовна, – Я слышала ты, касатик, можешь мне новый паспорт справить?

– Могу, – ответил Зиновий, стараясь удержать около себя молодую и богатую клиентку.

– Тогда делай дело – я оплачу! Хорошую цену дам! На похороны себе собирала, – проговорилась, как бы случайно Машка.

Зиновий не мог пропустить этот момент, мимо ушей и тут же смекнул. Озираясь по сторонам, он осмотрел улицу, как бывалый «большевистский подпольщик» и пропустил Максимовну в фотоателье.

Еще в недалекие годы застоя, Зиновий Шнипельбаум промышлял подделкой лотерейных билетов общества «Добровольного содействия армии, авиации и флоту». Звезд с неба он не хватал, богатства не нажил, да и за ценными выигрышами особо не стремился, чтобы не быть уличенным в преступном деянии. Благодаря умению своих «золотых рук», на булку с маслом и икрой он имел систематически. И это положение удовлетворяло его.

– Ты мне, сокол ясный, карточку замени и год рождения исправь, а остальное пусть будет, как есть, – сказала Максимовна, подавая Зяме паспорт.– Мне ведь другого не надо…

Зяма, включил кофеварку, достал школьный микроскоп, приобретенный у школьного сторожа специально для таких дел.

– Сейчас барышня мы с вами кофейку выпьем. А потом приступим к филигранной работе.

Максимовна скинула с себя куртку и шарф, после чего присела к краю рабочего стола фотографа.

– А у вас тут хорошо – уютненько…

– Да уж, фортуна меня не обижает, —ответил Зяма, стараясь флиртовать.

Он открыл паспорт и вслух прочитал.

– Балалайкина Мария Максимовна…

– Это моя бабушка, —сказала Максимовна. —Я хочу по её паспорту в банке кредит получить, на открытие своего бизнеса, —наивно улыбаясь, сказала Балалайкина.