Валерий Туловский - Дом 13, квартира №… Сатирический роман

– Николаич, – сиял от счастья Архипыч. – А я забыл про обнову. Честное слово, забыл. Неужели я когда-нибудь зажилил хоть одну новую вещь обмыть? Вспомни! Ни разу такого не было.

Николаич тактично промолчал, но отметил про себя, что прошлым летом на участок Архипыча привезли два новых мусорных бачка; но в итоге это событие улизнуло не отмеченным как полагается, а посему вскоре бачки бессрочно поржавели и перестали приносить Архипычу первоначальный доход, поскольку уважающие себя жильцы не ленились носить помои и мусор в соседний двор… в красивые бачки, к Николаичу. Как выяснилось, Николаич тоже в это время получил бачки, но, будучи деловитым и предприимчивым, на следующий же день сообразил один из бачков разрисовать сценками из мультфильмов. По правде говоря, не очень преуспел Николаич в изобразительном искусстве, но чтобы было понятно окружающим, он подписал каждый персонаж, дабы не перепутали Пятачка с котом Леопольдом; второй же бачок, долго не думая, подписал: «Спартак – чемпион!» – чем обеспечил популярность бачка в прошлом сезоне, когда команда достигла пика популярности. И тут же возле бачка стали тусоваться ярые сторонники спартачей. Пили, закусывали и спорили до утра, восхваляя тренера. И в нынешнем сезоне сей металлический ящик не утратил своей славы. Несмотря на то, что команда чередовала поражения и ничьи, преданные фанаты приходили к мусорному бачку на поклонение, как к памятнику былых заслуг, с ностальгией и слезами взирали на неактуальный лозунг, вновь пили, вновь закусывали, вновь спорили до утра, безжалостно утюжа тренера. Тем не менее, как в прошлом, так и в нынешнем чемпионате, бачок по-прежнему приносит прибыль Николаичу, окупая его праведный труд дворника…

К слову сказать, Николаич свято хранил свой главный капитал: проницательность и предприимчивость.

– Да-а! Ты всегда отличался особым расположением ко мне, никогда не жался, если вопрос ставился ребром: пить или не пить? – поддержал он коллегу, при виде поставленной бутылки (третьей за сегодняшний вечер). Правда, совестно ему стало, потому что сам-то он не проставился Архипычу за бачки; а ведь, после дня художеств на бачках, всю неделю обмывал их, обмывал, обмывал… один, без лишнего содействия.

– Вот я и говорю: дороже дружбы, нет ничего на свете более святого. Так выпьем же за новую метлу! Пусть её черенок никогда не сломается, пусть прутья остаются длинными, гибкими, не обдираются и не лысеют. Пусть новая метла принесёт чистоту двора, сверкающий асфальт, лучезарные бордюры и… – Архипыч хотел сказать что-то насчёт зелени газонов, но передумал, заметив про себя, что это будет ущербным для тоста, неправдивым и чересчур вычурным, ибо напротив сидел коллега – професссионал. – Вздрогнем за метлу!

Отличный тост вкупе с благодарностью за деятельность в сфере дворовой чистоты Николаич встретил бурной признательностью, завёлся длительными, продолжительными аплодисментами, во время которых Архипыч, не теряя времени зря, налил каждому по полстакана.

Коллеги почтительно, стоя выпили за новое орудие труда, чем вызвали гибель очередной тысячи нервных клеток доброжелательной хозяйки, не оценившей по достоинству блестящую умом речь супруга.

– Вот-вот, – завёлся Архипыч, усаживая гостя, ставшего вдруг родным и близким всему его существу, – а говорят, кивают на меня: дворник, дворник… Но, мягко заострю внимание, я ведь еще и директор двора; а разница между мной и другими директорами совсем небольшая. Далеко ходить за сравнением не надо – сравнение живёт в соседнем доме; правда, я в однокомнатной квартире на первом этаже, а оно, сравнение-то, на втором – в двух квартирах одновременно. Я как бы неофициальный директор двора в Большом Совке, а оно – директор ООО «Русский Пролёт» господин Впескоструйкин Владимир Исаевич. У меня в подвале свой кабинет есть, на двери которого даже красуется буква «Д». У тебя, Николаич, что приходит на ум, когда на двери кабинета видишь букву «Д»?

– Д? – вскинул брови ушлый дворник, но догадку воздержался озвучивать, улавливая в вопросе некий подвох.

– Правильно – директор, – входил Архипыч в азарт разговора, тут же налил по новой дозе, и со словами: «За метлу – орудие чистоты на службе рабочих и крестьян!» – выпил.

– Гениально! – восхищённо воскликнул Николаич.

Тем временем неугомонный Архипыч продолжил:

– У нашего господина Впескоструйкина тоже кабинетик имеется, а разница только в том, что размером этот кабинетик аккурат в подвальное помещение всего дома приходится. Кстати, мы с Впескоструйкиным знакомы с детства, и в те голозадые годы имели много общего. Шалуны мы были… Помню, Как-то раз бывший дворник, а я ведь еще мальчишкой в то время был и только приглядывался к метле, взялся поливать цветы на клумбе. Поливает он, поливает, никого не трогает; а нам очень побаловаться возжелалось – просто жуть. Я подкрался к кранику и перекрыл воду. Дворник глядь – воды нет. Он в шланг посмотрел – вода не появляется. И тогда взялся зачем-то дуть туда. Впескоструйкин возьми (скумекал, надо признать, быстро) да помочись в шланг-то. Ох, и плевался дворник наш, ох и гонялся за мной, потому что Впескоструйкин вовремя смылся и был к тому же сыном адвоката. А отыгрался дворник на мне, на моих родителях, предоставив им в баночке вещественное доказательство. Я отнекивался, мол, давайте экспертизу проведём, мол, нет такого положения – детей наказывать за то, что они помочились в несоответствующем месте… Но не тут-то было, – сокрушённо покачал седой головой Архипыч, продолжая: – Устроили мне не экспертизу, а самую настоящую экзекуцию. Мой батяня сказал: «Найду я такое положение». И нашёл: меж своих ног… взял головку… мою… зажал коленями… и долго – долго пришлось мне просить пощады под свист ремешка.

Скупая, замутившаяся, старческая слеза скатилась по небритой щеке Архипыча; Николаич же, изрядно накачанный самогоном, выпучивая глаза, глупо глядел на коллегу и никак не мог представить сидящего напротив старика, зажатого между коленей отца, громко рыдающего и просящего пощады. А ещё весьма его удивляло: неужели у отца в это время не кололись колени о толстую и густую щетину Архипыча.

Но мужеству и стойкости Николаича можно было позавидовать. Когда содержимое четвёртой бутылки пошло на стремительное убывание, а хозяйка удалилась в опочивальню глядеть прекрасные сны, он по – прежнему, силясь как мог, слушал душевные излияния Архипыча.

– Теперь мы с Впескоструйкиным подросли, но много общего у нас осталось, – бубнил Архипыч, запинаясь и смотря как бы сквозь собеседника. – Например, он как директор «Русского Пролёта» встаёт в пять часов утра, и я как директор двора от него не отстаю: в пять, как штык. Есть, конечно, и небольшие отличия. Впескоструйкин имеет «БМВ». Машина, то есть тачка, – блеснул он глубоким знанием современного русского языка, – я тебе скажу, Николаич, огромная: белая, блестит, длиной метров десять – не меньше. Этот «БМВ», говорят, подарили ему, а Впескоструйкин передарил его своей жене. Признаюсь, я слегка отстаю от своего дружка детства. Но зато и у меня транспорт тоже на три буквы: Х… В… З… Харьковский велосипедный завод.