Дитрих Киттнер - Когда-то был человеком

К этому еще надо добавить выступления знаменитых коллег или талантливых новичков, которые раз или два раза в месяц гастролируют на сцене нашего театра. Это называется «"Бульт-экстра": специальные гастроли». Фотогалерея наших гостей со временем стала составной частью пропаганды германоязычного искусства малых родственных друг другу жанров: Хюш и Крайслер, Дегенхардт, Зюверкрюп или же Вальраф, Ханс-Петер Минетти, Экехард Шалль, Ильфа Шеер и Лин Ялдати, Хенниг Венске и Герд Большой. Рядом с Джоаной висит портрет улыбающегося Лотара Куше, Билл Рамсей расположен между Соней Келер и Зиги Циммершидом. Тут были Эккес Франк и Райнхольд Андерт, мим из Швейцарии Пантолино и его северный сосед М. А. Нумминен, обладавший уникальным голосом, а также знаменитое кабаре «Дистель» (ГДР), едва уместившееся в полном составе на нашей крошечной сцене. Легче было бы перечислить тех представителей малого жанра, которые не выступали еще с гастролями на сцене ТАБа.

За сезон – а это примерно сотня представлений с начала декабря по конец апреля – этот крошечный театр предлагал своим зрителям 15 различных программ. Поэтому кое-кто из ганноверцев по 15 раз в году совершал вечернее паломничество в Бульт, пополняя таким образом свое образование.

Как-то вечером после выступления во время обычной дискуссии какая-то молодая женщина задала мне каверзный – ах, назовем это лучше своим именем: злобный – вопрос с антикоммунистическим душком.

Я ответил ей честно, как думал и, по-видимому убедил ее, потому что в следующем квартале эта скептическая особа трижды или четырежды появлялась у кассы. При ее четвертом посещении во время дебатов, последовавших после спектакля, поднялся какой-то школьник и в точности повторил тот же самый вопрос которым эта женщина пыталась меня «уесть» несколько месяцев назад. Не успел я набрать воздуха, чтобы ответить, как молодая женщина опередила меня: «Погодите, господин Киттнер, вам чаще приходится полемизировать на эту тему, позвольте, сегодня это сделаю я».

И затем она разложила проблему по полочкам. Она пользовалась не только моими аргументами, но и привела еще множество других, дополнительных аспектов, подкреплявших тезис, против которого она когда-то сама выступала. Теперь я учился у нее, и это меня порадовало. Порадовал меня и учитель, признавшийся после первого представления, что раньше он из принципа никогда не читал даже газет, а теперь активно занимается профсоюзной деятельностью. И журналист, который после четвертого посещения поинтересовался, как можно вступить в «Объединение лиц, преследовавшихся при нацизме, – союз антифашистов», и не ограничился только вопросом, но и действительно сделал это.

Интерьер Театра на Бульте (ТАБа)

Разумеется, подобная миссионерская деятельность вызывает одобрение далеко не у всех. Во всяком случае, у официальных властей определенно не вызывает. Вскоре мы это ощутили, когда выяснилось, что не все наши расчеты оправдались.

Мы собирались вести хозяйство своими скромными силами, вдвоем с женой, взяв в помощь лишь одну подавальщицу. Несмотря на то что мы выкладывались, работая по 91,5 часа в неделю, и вынуждены были нанять на полставки еще одного человека, мы все равно из-за наплыва публики были не в состоянии обеспечить нормальную работу театра. Это порождало массу организационных проблем, все шло к тому, что мне нужно было жертвовать своей сценической деятельностью ради административной работы. То, что театр себя не окупает, особенно если ты устанавливаешь доступные цены на билеты, да еще при ограниченном количестве мест в зале, – в этом мы очень скоро убедились на собственном опыте. И вот мы оказались в тяжелой ситуации: театр постоянно переполнен, билеты распродаются, а финансовый дефицит растет.

Даже если бы я мог бросить все и выполнять только функции руководителя театра, наняв бесплатного исполнителя, автора текстов, режиссера, помощника режиссера, техника, осветителя, кассира, шефа рекламы и составителя графика, драматурга, бухгалтера, секретаршу, шеф-повара (ибо все эти функции выполняли мы с Кристель), если бы мы и дальше продолжали вкладывать в ТАБ часть денег, остающихся у нас на руках после гастролей, предотвратить экономическую катастрофу нам все равно вряд ли удалось бы.

Первейшее средство, к которому прибегают в подобных случаях частные предприниматели (перед лицом повышенного спроса на билеты), – «регулировать ситуацию с помощью финансовых рычагов». То есть повысить входную плату «для покрытия расходов», скажем, до 25 марок.; Этот путь для нас исключался по понятным причинам: мы не хотели превращаться в театр для избранных, а, напротив, стремились сохранить доступные цены для тех, кто мало зарабатывает.

В подобных случаях закон, изданный в соответствии с конституцией, предусматривает поддержку культурной деятельности за счет государственной казны. Мы тоже не понимали, почему к нашей публике отношение должно быть хуже, нежели к посетителям оперы или, скажем, какого-нибудь бульварного театра – те ведь получают субсидии дополнительно к средствам, вырученным от продажи билетов. Что ж, обратимся и мы за дотациями. Так началась маленькая война вокруг малых жанров искусства. На некоторых этапах она принимала весьма причудливые формы.

Особой любви ко мне власти не испытывали с самого начала – а если бы вдруг воспылали нежными чувствами, то это означало бы, что я делаю что-то не то. В течение всех этих лет они охотнее присылали нам извещения на уплату налогов вместо формуляров на дотации.

Нам было отказано даже в общепринятой для всех культурных учреждений скидке при оплате рекламы.

В перерывах между выступлениями приходится работать над реконструцией помещения ТАБа

В 1964 году меня – тогда еще руководителя Театра на Мельштрассе – однажды пригласили на «слушания», во время которых представители всех театров получают право излить свои жалобы и высказать просьбы городскому комитету по культуре. За два дня до начала «слушаний» мне позвонили из ведомства по культуре:

К великому сожалению, должен сообщить вам, господин Киттнер, что вас пригласили по ошибке. Пожалуйста, не приходите.

– Но у меня целая куча проблем. Они что, не интересуют комитет? В конце концов мы тоже театр.

– Вы вынуждаете меня сказать вам открытым текстом: ваше присутствие нежелательно.

Когда мы в 1973 году начали детально планировать наше предприятие на Бишофсхолердамм, то учли предыдущий опыт. Поначалу наш театр должен был называться «Логишер гартен», и под таким именем он и был занесен в 1974 году в адресно-телефонную книгу. Но затем меня осенило, что такое название только облегчит властям задачу укрепиться на прежних рубежах. «Господин Киттнер, мы охотно кое в чем помогаем театрам. Но ведь у вас же не театр, а кабаре с забегаловкой».