Алексей Розенберг - Куншт-камера. Зал второй

И как же сладко забилось сердце табуретки, то есть, конечно, Петра Сергеевича, когда Елизавета Изольдовна нежно подхватила его, табуретку, крепко прижала к своей огромной груди и понесла в спальню. А в спальне, она поставила табуретку, Петра Сергеевича, посреди комнаты и ловко взобравшись на нее, стала менять в люстре лампочки.

Но ведь табуретка была очень старая: Петр Сергеевич пронзительно скрипнул под массивным телом нагой Елизаветы Изольдовны и его ножки разъехались в разные стороны, отчего Елизавета Изольдовна рухнула на пол и начисто разбила голову о прикроватную тумбочку.

После этого Петр Сергеевич проснулся с совершенно квадратной головой и горько заплакал, жалея почившую Елизавету Изольдовну.

Впрочем, к счастью, это был всего лишь дивный сон.

Решил как-то раз Илья Петрович разыграть Алексея Семеновича, для чего нацепил на голову расписной кокошник, вооружился топором, да и спрятался у себя дома в шкафу.

А Алексей Семенович, надо сказать, ни о чем таком не подозревал, включая существование самого Ильи Петровича, и посему Илья Петрович, не солоно хлебавши, просидел в шкафу две недели и преставился.

Патологоанатомы говорят, сердчишко огорчения не выдержало.

Петр Семенович прогуливался по берегу реки, когда заприметил, что в воде, в нескольких метрах от него, плывет на спине Федор Ильич, с шибко скучным зеленоватым лицом.

На приветствие Петра Семеновича, Федор Ильич категорически не ответил, отчего Петр Семенович решил, что тот обиделся на него за давешнюю драку.

Хотя, как считал Петр Семенович, Федор Ильич сам виноват, что неожиданно набросился на него из кустов с целью разыграть, отчего и схлопотал в лоб случайно оказавшейся в руках Петра Семеновича внушительной ржавой подковой. И то, что Федор Ильич свалился при этом в реку, так то для его же пользы – дабы охладить пыл и отвадить от таких дурацких шуток. А теперь смотри-ка – плывет, обидевши, и на приветствия не отвечает!

От осознания такого дела, Петр Семенович и сам не на шутку обиделся на Федора Ильича и, подобравши с земли камушек поувесистее, метнул его в обидчика. И попал тому прямо в голову, отчего Федор Ильич ненадолго скрылся под водой. Однако всплывши, он продолжил свое невозмутимое плаванье, все с таким же скучным выражением зеленоватого лица.

Видя, что его действия остались безрезультатными, Петр Семенович, вне себя от злобы, побежал домой за багром, рассчитывая выловить наглеца в узком месте и набить ему морду, однако когда вернулся, то Федора Ильича уже и след простыл.

Петр Семенович некоторое время побегал по берегу с багром наперевес, но кроме одинокого рыбака, попавшего под горячую руку, более никого не обнаружил. И, сплюнувши в сердцах в шумную реку, пошел домой.

Расскажу вам о том, как человек от колбасы помер.

Один человек сидел и кушал колбасу. А другой человек смотрел на это дело и, безусловно завидуя, говорил тому всякие нелицеприятные гадости по поводу производства колбас, не добавляющие аппетита.

И тогда тот, который кушал колбасу, молча встал, и зашиб стервеца до смерти колбасным батоном.

Вот и вышло, что человек от колбасы помер.

Или вот еще случай:

Один гражданин купил в магазине бутылку водки и батон сырокопченой колбасы. И пришедши домой немедленно употребил оба продукта.

А употребивши, почувствовал себя настолько плохо, что хоть врача вызывай, а то и сразу в гроб ложись.

Но врача гражданин вызывать не стал, а начал анализировать причины своего недуга. И припомнил, что колбаса-то была какая-то зеленоватая, с мерзейшим запахом и отвратительным кислым вкусом. Так, что если бы не водка, то никакой возможности не было бы ее спокойно и с удовольствием употребить. А с водкой – ничего, как говорится, на ура пошла.

И подумавши все это, гражданин совершенно успокоился и заперся в уборной, где его и нашли по запаху, через неделю.

Так что, как видите граждане, колбаса весьма вредный и опасный продукт.

Берегите себя!

Адью-с!

– Вы сегодня обедали, Павел Игнатьевич?

– О да, Маргарита Сергеевна! У меня на обед было чудесное жаркое из свинины, с картошечкой и овощным салатом.

– Что! Вы что, едите свинину? Да как вы можете ее есть?!

– Эм… Ну как? С удовольствием. А вы что же? Совсем ее не едите?

– Нет, конечно!

– И что, даже сало?

– А сало тем более! Вы что, Павел Игнатьевич? Как можно есть эту гадость вообще?

– Что-то я вас не совсем понимаю, Маргарита Сергеевна. Чем же свинина отличается от какого другого мяса? Или, может быть, вы вообще никакого мяса не едите? Вы, наверное, как их чертей… А! Вегетарианка?

– Никакая я вам не вегетарианка, Павел Игнатьевич! Выдумаете тоже. И мясо я очень даже уважаю. Но вот свинину – ни-ни! Ни в коем случае!

– О, кажется, я понял – религиозные убеждения! Грязное животное и все такое. Ну, у меня, к счастью, религиозных убеждений как таковых нет, так что свининку кушаю с большим удовольствием. Ну а уж про сало и говорить нечего. Сало с хлебом и луком – пища богов!

– Я вам просто удивляюсь, Павел Игнатьевич! И мои религиозные убеждения тут совсем не причем. Вы что не знаете, что, поедая свинину, вы практически занимаетесь людоедством?

– Господи, вы о чем?

– А вы никогда не задумывались, почему физиология свиней наиболее близка человеческой?

– И что из того? Это же не делает их людьми, Маргарита Сергеевна. Вот люди, например, частенько скатываются до свиней, но чтобы свинья поднималась до человека – такого я еще не слышал.

– Конечно, Павел Игнатьевич, людьми им не стать – в том-то и заключается их кара.

– Эм… Что-то вы меня пугаете, Маргарита Сергеевна…

– Я вас не пугаю, а объясняю, отчего свиней нельзя употреблять в пищу. Дело в том, что свиньи – это не кто иной, как люди в новой оболочке, ниспосланной им за грехи в предыдущей жизни, когда они еще были людьми. Если человек хулиган, бандит, негодяй или убийца, то в следующей жизни он воплощается в свинью. Такова участь всех плохих людей. Поэтому, вы сегодня жаркое не со свининой кушали, а с каким-нибудь вором и насильником! И поэтому в следующий раз, Павел Игнатьевич, решив полакомиться салом, задумайтесь о том, что, не шкура ли это какого-нибудь извращенца или убийцы! И пусть вам станет противно кушать эту мерзость!

Федор Семенович спросонья посмотрел мутными глазами в зеркало, испуганно икнул и ненадолго потерял сознание.

Очнувшись, он аккуратно пощупал лицо: во-первых, под пальцами совершенно явственно прощупывалась густая шелковистая борода, хотя Федор Семенович всегда выбривался самым тщательнейшим образом, буквально до синевы; во-вторых нос, прежде тонкий, изящный, с небольшой, совершенно не портящей его, горбинкой, теперь представлял из себя внушительную картофелину; в-третьих брови – они стали настолько огромными и густыми, что буквально застилали глаза.