Николай Москвин - Узелок на память [Фельетоны]

И на том месте, где ютилась избушка на курьих ножках, выросли боярские хоромы. С подворьем. С плодовым садом. С дождевальной и подпочвенной-системами орошения. Особняк в два надземных этажа, с одним подземным (тайным!), с пятью остекленными террасами занимал доминирующее положение в развернутом архитектурном ансамбле. Вокруг него по классической спирали разместились сооружения сезонного и подсобного характера. Эффектно выделялась малая летняя резиденция, воздвигнутая в стиле абстрактного рококо. От нее извилистая тропинка уводила в укромный уголок пищеблока. Кухня была поставлена на таком пятачке, который продувался господствующими ветрами, уносившими все запахи в сторону соседа. Эпоха модернизма коснулась и зданий сугубо прозаического профиля — гаража с мансардой, ледника с теремком, водокачки с электрическим мотором, гоняющим воду по оросительным каналам.

Когда маляры положили последние бронзовые мазки, хозяин обошел свои угодья и выразился старой народной поговоркой: «Не красна изба углами…»

И стал начинять хоромы «пирогами» — произведениями современного быта и музейными редкостями — от машины «Волга» и холодильника «Ока» до редчайших фарфоровых безделушек и иноземных непристойных статуэток.

Хозяин был суеверный: боялся дурного глаза. Чтобы укрыться от него, он обнес поместье высоким глухим забором. Но показалось ненадежно. Нанял садовника, насадил отглазозащитные полосы. И этого показалось мало. Подыскал верного сторожа, одел его в ливрею, вооружил секирой и поставил у ворот. А чтобы еще было верней, придал сторожу кобеля ростом с молодого верблюда.

И, может, не скоро догадались бы жители поселка, где собака зарыта, не окажись столь любознательной соседская корова Дунька. Однажды эта парнокопытная особа имела неосторожность сунуть свою морду в приоткрытую калитку. Кобель волчьей хваткой вонзил в нее клыки и решил жизни. Тогда-то и выяснилось, что владелец кобеля и есть тот самый Ольхович, который в свое время представлялся императором Франции, а позднее именовал себя директором энергокомбината…

А вот должность старшего инженера он действительно занимал. Правда, оснований у него на эту должность было не больше, чем на трон самодержца. Образовательного ценза не хватало. Но вместо инженерного диплома он предъявил в отдел кадров филькину грамоту. Кадровики поинтересовались:

— А Филька кем вам доводится?

— Друг детства, — скромно пояснил Ольхович.

Этого оказалось вполне достаточным, чтобы подателя грамоты зачислить в штат. Дирекции нужен был толкач со связями. Но штатным расписанием такой должности не предусматривалось. Вот и возвели его в ранг старшего инженера. А Ольховичу только этого и надо было. Козыряя в снабженческих инстанциях официальным мандатом, он энергично толкал дефицитные материалы направо и налево, то есть в Электрогорск и в Быково.

Ольхович убежден, что не переусердствуй тогда его кобель-волкодав, все было бы шито-крыто. А то эвон как дело обернулось! Объявили тунеядцем-хапугой, на скамью посадили. Не отлаяться, не откукарекаться! И углы и «пироги» конфисковали, а самого упекли на пять лет исправительно-физического труда далеко от Москвы.

А сын Ольховича Роберт Афанасьевич на всех перекрестках вопит:

— Караул! Невинного осудили! У нищего сумку отняли! Отец гол как сокол! У него ни кола ни двора! Дача-то записана на маму и на меня! Отдайте мою половину!

И тягается по судам. Хватка, что у родителя.

…В Быкове аукнулось, в Электрогорске откликнулось: «Эх-ма, кого пригрели!»

Стали разбираться: кто проглядел? Иван Иваныч кивал на Петровича, а Петрович — на Сергея Ивановича. Все трое поочередно руководили управлением капитального строительства и в разное время подбрасывали Ольховичу цемент, шифер, стекло…

— Не мы одни прошляпили, — оправдывается трио. — Главный инженер Рентгенов тоже хорош: сваривал Ольховичу стальные фермы для особняка, конструкции фонтана паял!

— А кто двери и рамы ему вязал?! Кто грузовики снаряжал в Быково?! А кто вообще заварил кашу?!

Долго судили-рядили руководители электростанции. Досконально определили, кто и в чем виноват. Положили вину каждого на весы Фемиды — не тянет ни на одну статью уголовного кодекса. Отлегло от сердца. Для виду троим поставили на вид, а четвертого пожурили и тем ограничились.

Да, в действиях руководителей электростанции нет юридического состава преступления. Они не были в сговоре с темным дельцом. Но на глазах у них, облеченный их полномочиями, он средь бела дня тащил, хапал, обогащался.

Только слепые да безнадежные ротозеи не могли заметить, что их сослуживец-толкач живет и строится не по карману. Пять лет они пожимали его руку, когда он приезжал к ним получать зарплату, протягивали ему руку помощи как индивидуальному застройщику. А надо было не пожимать и протягивать, а схватить за руку!

Вирус куриной слепоты поразил не только электрогорских энергетиков и быковских поселковых руководителей. Очаги его обнаружены в некоторых других дачных местностях. Профилактика, проведенная в районе действия Ольховича, да поможет прозреть тем, у кого под носом еще орудуют тунеядцы, воры и паразиты!

Григорий Петрович Коваленко принял ванну, снял с вешалки махровое полотенце и начал вытираться. Настроение было приподнятое. Он даже затянул песню: «Ехали казаки от Дона до дома…».

Жинка, хлопотавшая на кухне, принялась тихонько подпевать. Но песня за дверью ванной комнаты внезапно оборвалась, и что-то тяжелое плюхнулось в воду.

— Ой, лишенько!.. Грицько, ты живой?

— Бiс его забери, твой рушник! — послышался приглушенный голос Григория Петровича. — Заплутався в проклятой бахроме.

— А ты, коли вытираешься, пiд ноги дивись!.. Я сама с цiм рушником муки терплю. Отпустили бахрому, як конские хвосты, понавязали узелков… Положишь в стиральную машину — они сваляются, ладу им не дашь!

Коваленко потер медным пятаком ушибленное место и, облачившись в халат, призадумался: «А не развязать ли эти злополучные узелки?» Кстати, у жинки случайно сохранилась этикетка с фабричной маркой.

И вот в город Приволжск на имя директора льнокомбината полетело коротенькое письмецо с рационализаторским предложением. Так, мол, и так, люди добрые, писал Григорий Петрович, позвольте спросить вас, а для каких надобностей вы украшаете банное полотенце кистями? Поди, дорого обходятся вам эти оселедци?! Осмелюсь рекомендовать: тките полотенца без хвостов! Обойдется дешевле.

…Наивный вы человек, Григорий Петрович! Полагали, будто развязать узелок все равно, что галушку проглотить. Тут дело тонкое, сплеча рубить нельзя.