Николай Москвин - Узелок на память [Фельетоны]

Каким ветром занесло Круглова в нашу свекловичную зону, ума не приложу. Сам он коренной житель города Чистополя. Одно время занимал пост начальника метеорологической станции — определял направление ветра, мерил температуру воздуха, словом, делал полезное дело. А последние два десятилетия Круглов много путешествовал.

С портфелем, разделанным под крокодиловую кожу, он зашел ко мне в самой середине зимы.

— Есть ли в вашей местности горы с вечными снегами? — задал Круглов вопрос, раскуривая трубку из карельской березы.

Я не сразу понял, чего хочет посетитель. Но он с серьезным видом повторил свой вопрос. Переведя взгляд с Круглова на окно, я ответил в том смысле, что в нашем степном краю гор в наличии не имеется, а посему и вечных снегов отродясь не бывало.

— Жаль! — с ноткой искреннего сожаления в голосе сказал Круглов. — Однако это — дело поправимое. Возьмемся с вами за степные снега́. Подчистую сгоним их с полей!

Я ущипнул себя за нос и убедился, что не сплю. Меж тем посетитель продолжал:

— Да будет вам известно, я задался целью расплавить полярные льды, сбить снеговые шапки с Казбека и Шат-горы, с Эльбруса и Памира, освободить Гренландию от доисторических ледниковых напластований!.. Но меня занимает также проблема снегосгона в степной части нашей планеты.

— Позвольте, — возразил я, — до сих пор мы ориентируем колхозников на снегозадержание… А вы вдруг надумали сгонять снег с полей!..

— Не делайте, товарищ Остапенко, преждевременных выводов! Я глубоко убежден, что моя идея борьбы со снегами захватит и увлечет вас.

— Чем же вы собираетесь растопить снега?

— А вот чем! — ткнул он указующим перстом в мою чернильницу. — Не удивляйтесь! Вы же знаете, что снег, окрашенный в черный цвет, интенсивнее поглощает солнечные лучи и быстрее тает. Если мы обольем черными чернилами тундру, Канин нос и Обскую губу, то через некоторое время вы сможете разбивать там чайные плантации.

— Да где же взять столько чернил? — полюбопытствовал я.

— Как где? Переключить на это дело химические заводы! А кроме того, чернила с успехом можно заменить дорожной пылью, золою, сажей, фуксином…

— Все это хорошо! Но какой смысл заниматься снегосгоном в степи?

— Большой смысл, товарищ Остапенко! Предположим, у вас снег сходит с полей пятого апреля, а мы сгоним его в феврале и проведем сверхранний сев!..

— Допустим, — примиренчески сказал я. — Ну а ежели по всходам ударят морозы?

— Отчего бы им ударять, коли снегу не будет!

Круглов открыл портфель и вынул пухлую кипу бумажек.

— Несмотря на неоспоримость моей идеи, я, товарищ Остапенко, в течение двадцати лет бьюсь, как рыба о льды Арктики. Воюю, доказываю, а воз и ныне там. Взгляните на эти бездушные ответы!

Я углубился в бумаги. Читал, надо сказать, не без интереса. Тут были рецензии на предложение Круглова, подписанные известными мне людьми: профессором Березиным, кандидатом сельскохозяйственных наук Устюжанским, профессором Берко-Бурковичем.

Их рецензии были составлены в туманных, обтекаемых выражениях. Трудно было понять, то ли они одобряют идею Круглова, то ли отвергают. Никто из рецензентов членораздельно не сказал этому умопомрачительному фантазеру: бред, невежество, шарлатанство! А сказать надо было!

Я с грустью подумал, сколько драгоценного времени отнял чистопольский Манилов у людей, занимающихся подлинной наукой и честным трудом!

…Где тысячи людей со светлыми мыслями и дерзанием творят большое дело, туда нет-нет да и примажется какой-нибудь пронырливый алхимик, вроде Гарбуза, Поросенкова или Круглова. Но такие пустомели, словно щепки в бурном потоке, — покружатся-покружатся в водовороте, мелькнут на волне, и глядь — выброшены на отмель.

Буренка Марта понуро опустила голову. Перед нею в разбитых яслях лежала сухая овсяная солома. На ее впалых боках заметно обозначились ребра. От звездочки на лбу и до хвоста она была перетянута ремнями, напоминающими шлею и чересседельник. Казалось, сними эту сбрую, и буренка рассыплется по частям…

Скрипнули ворота. В хлев вошли две молодые женщины: черноволосая, в модном жакете, и русая, в спецовке, с цибаркой в руке. За ними осторожно переступил порог старик в ермолке. Под мышкой у него была тренога, а за плечами — допотопный фотоаппарат, похожий на растянутую гармошку-тальянку.

— Полина, — обратилась дама в жакете к своей спутнице, — встань за перегородкой и плескай воду в ведре. Да так, чтобы позвонче булькало… А вы, гражданин фотограф, наводите на корову фокус…

Почуяв воду, буренка встрепенулась, заревела и начала бодать перегородку.

— Ловите момент! — властно сказала дама старику, накинувшему ермолку на объектив.

И когда корова по-лошадиному встала на дыбы, фотоаппарат щелкнул. Женщина в спецовке со вздохом молвила:

— Доколе ж корову мучить будем? Шутка сказать, четверо суток капли во рту не было!

— Ты, Полина, очень сентиментальна, — строго заметила дама в жакете. — Марте не давать воды еще пять суток… Наука требует жертв!

«Жертва науки» помычала и замолкла, снова понурив голову.

Спустя некоторое время фотография Марты была выставлена напоказ в аудитории Ветеринарной академии. Рядом экспонировались ее подруги — Кукушка, Алгебра, Чайка, Клубника, Апперцепция, — одна в маске, другая — опутанная электрическими проводами, третья — делающая стойку на передних ногах. За кафедрой стояла молодая черноволосая женщина в модном жакете.

— Еще Асклепиад, — повествовала она, — ставил опыты по водному голоданию парнокопытных. Англичанин Вильямс предложил лечить насморк у детей сухоядением. Австриец Шрот заметил, что лошади, употребляющие много воды, устают раньше. Из русских ученых хочется особо отметить работы ректора нашей академии, доктора ветеринарных наук, руководителя моей диссертации профессора Виктора Корнеевича Булыжникова, — при этом дама в жакете сделала реверанс в сторону председательствующего. — Как известно, Виктор Корнеевич первый установил, что на пятнадцатый день водного голодания лошади совершенно отказываются от пищи…

В задних рядах, где сидели зоотехники, прибывшие с периферии, кто-то поперхнулся. Председательствующий постучал карандашом по графину. Диссертантка между тем продолжала:

— Вопрос о влиянии на организм животного избыточных количеств воды также занимал умы исследователей. За краткостью времени я не имею возможности дать анализ опытам Линтцеля и Пунтцеля, Шмегера и Маркера, Моргена и Тангеля, Пейта и Пойта, и многих-многих других… Однако до проведения наших опытов вопрос водного режима изучался только на кроликах да собаках, на лошадях да верблюдах. Крупный рогатый скот незаслуженно оставался в тени. Наши опыты, поставленные под руководством профессора Булыжникова, восполняют этот пробел. В настоящей диссертации собраны и обобщены материалы к патофизиологии лактационной функции коров… Итак, излагаю опыт номер один…