Николай Москвин - Узелок на память [Фельетоны]

Эта загадочная телеграмма адресована была главному врачу санатория «Зеленые горки» Елене Васильевне Красновидовой. В телеграмме говорилось:

«Петухи и куры живы-здоровы, поют, кудахчут. Мяса сто два, молока четыреста восемь. Встречайте в субботу вечером. Коробков».

Рассыльный почтальон Витька Петряшин, озорник и пересмешник, вручая депешу дежурной сестре, хитровато подмигнул, присвистнул и вдруг ни с того ни с сего заорал по-петушиному:

— Ку-ка-ре-е-ку-у!

— Ты что, с ума спятил, непутевый! — цыкнула на него сестра. — Что глотку дерешь?!

— А ты не ругайся, дорогая, — ухмылялся Петряшин, — петушок золотой гребешок скоро пожалует собственной персоной. Коляску просит подать на станцию. Куд-кудах! Куд-кудах!..

Вскинул сумку на плечо и, загоготав, вышел из дежурки. А полчаса спустя к сестре прибежала кастелянша Дора и этак таинственно осведомляется:

— Говорят, наша Елена Васильевна каких-то необыкновенных петухов выписала?!

— Глупости! — сердито бросила сестра. — Мало ли чего телеграф может намолоть.

Но слух о петухах пошел гулять по всему санаторию. Трактовали его всяк со своей колокольни. Шеф-повар Кирьяныч жарил кабачки на завтрак и рассуждал примерно в таком разрезе:

— Молодец Елена Васильевна! Ей-богу, молодец! Что такое петушок в условиях санаторной кухни? А вот что, разлюбезные! Бульончик — раз, диеткотлетка — два. — Кирьяныч считал и загибал пальцы на левой руке: — Чахохбили — три, цыплята табака — четыре… Опять же суп из потрохов, отварная ножка с кизиловой подливкой…

По-иному реагировал на телеграмму завхоз Шуркин. Он сидел в своем рабочем кабинете, отгороженном в конце коридора грязелечебницы, и гремел в телефонную трубку:

— Кто такой этот Коробков? О каком курятнике он заговаривает нам зубы по телеграфу? Ах, не знаете… Ну, так вот что, милочка, пусть Красновидова сама встречает этого куриного гостя… Что, что?.. Красновидова на конференции?!.. Как хотите, не я заваривал кашу…

Бросил трубку, одумался. Зря, кажись, нагрубил сестре. Разве виновата она, что приняла телеграмму?! Человек новый, исполнительный. Врачи уважают ее… Да, погорячился…

Шуркин накинул плащ и вышел из кабинета. На усадьбе ему повстречался плотник Воскобойников.

— А, кстати, Иван Кузьмич! — обрадовался завхоз. — К субботе надо будет временный курятничек устроить.

— Это для чего ж? — заикнулся плотник от недоумения.

— Красновидова решила, видите ли, подсобным хозяйством обзавестись, — пояснил Шуркин. — Курей для санатория закупила.

— Похвальное дело задумано, Пал Николаич, — оживился Воскобойников. — Сколько лет объедки на помойку выбрасывали… Эх, какое поголовье можно бы откормить!

— Не положено в санатории дичью заниматься, — уклончиво ответил завхоз.

В пятницу под вечер вернулась из Москвы Красновидова. Настроение у Елены Васильевны было, как говорят, приподнятое. Конференция терапевтов высоко оценила ее новый метод лечения гипертонии. Министерство здравоохранения решило издать труд Красновидовой отдельной книжкой.

Когда Елене Васильевне показали телеграмму Коробкова, она, пробежав ее глазами, разразилась звонким хохотом.

— Уморил Сергей Сергеич!.. Ой, уморил!.. Петухи поют! Ха-ха-ха!.. Мяса — сто два, молока — четыреста восемь. Орел! Настоящий орел! Завтра нужно обязательно встретить его и поместить во флигеле, — предупредила она дежурного врача. — Человек хворый, пусть хорошенько отдохнет.

Затем рассказала историю этой загадочной телеграммы.

— Вам тоже небезынтересно послушать, — обратилась Красновидова к отдыхающим, среди которых были председатели колхозов и секретари партийных комитетов.

Те охотно согласились. Вышли в гостиную, разместились, и Елена Васильевна начала:

— Прошлый год в это самое время лечился у нас Коробков Сергей Сергеич. Ну, кто такой Коробков, вы, должно быть, лучше меня знаете. Это председатель верхневолжского колхоза «Маяк революции», Герой Социалистического Труда, человек известный. Приехал он к нам усталый, болезненный. Страдал бессонницей, жаловался на головные боли, да и сердце у него пошаливало.

Трудно было лечить такого больного. И не потому, что мы, врачи, не понимали чего-нибудь. Нет! Натура у человека неподатливая. Иной раз напомнишь ему: «Сергей Сергеич, для вашего организма нужен абсолютный покой», — а он с иронией: «Вот получу письмо от своего заместителя, тогда и успокоюсь». К слову сказать, писали ему довольно часто. Заместитель председателя Доханин аккуратно информировал его о колхозных делах. И кто знает, что больше беспокоило Коробкова: болезни или письма заместителя?

Получит, прочтет и до утра глаз не смыкает. При обходе спросишь, бывало: «Как почивали?» А он опять о своем: «Все бы ничего, да вот удои снизились. Придется вам, доктор, досрочно выписывать меня. Не могу, конец года».

В те дни газеты печатали рапорты передовиков села. Коробков вооружался газетой, шел ко мне в кабинет и, потрясая ею в воздухе, убежденно говорил: «Смотрите, какие дела творятся на свете! А вы хотите, чтобы я пластом лежал… Не выполнят они без меня обещания. Вы понимаете, доктор? Восемьдесят центнеров мяса и триста центнеров молока на сто гектаров земли не шутка! Эту цифру с умом нужно добывать…»

Срок лечения Сергея Сергеича подходил к концу. Здоровье его заметно пошло на поправку. Он лучше стал спать, при встречах с докторами шутил, рассказывал смешные истории. И вдруг, будь она трижды неладна, телеграмма из колхоза. Телеграфировал тот же Доханин. Чем бы, вы думали, он порадовал Коробкова? Послушайте! Содержание этой телеграммы я, как сейчас, помню:

«Вчера приобрел у колхозников тысячу петушков, полторы тысячи кур, пятьсот подсвинков и сдал в мясозаготовку. План выполнил. Можете рапортовать».

Дружный хохот слушателей потряс гостиную. Люди смеялись и восклицали:

— Вот так удружил!

— Одним махом выполнил!

— Иные и в этом году так поступают!

— Ну, не скажи, таких теперь немного!

Когда шум в гостиной затих, Елена Васильевна продолжала:

— Вам, конечно, весело сейчас, но Коробкову тогда не до смеха было. Не подоспей наша помощь — печально закончилась бы история. Две недели на уколах его держали. Еле-еле поставили на ноги. А после этого еще месяц пролежал на особом режиме…

Уезжал домой в канун Нового года. Когда подали машину, Сергей Сергеич забежал ко мне попрощаться. «Извините, — говорит, — Елена Васильевна, что столько хлопот причинил вам». Пожал руку и направился к выходу. Я хотела проводить его до машины. Вдруг он остановился у порога и молвит: «Разрешите, Елена Васильевна, об одном условии с вами договориться». «Пожалуйста, — отвечаю я, — всегда готова послушать больного». А он поправляет: «Не больного, а председателя колхоза, коммуниста».