Николай Москвин - Узелок на память [Фельетоны]

Ой, что за дивчина была, а как стала женой, будто кто подменил! Впрочем, слушайте дальше.

Молодежная тракторная бригада Ивана Коваля решила ехать на освоение целинных земель. Загорелось юным огнем и мое сорокапятилетнее сердце. Иду к Павлу Семеновичу, председателю колхоза, излагаю свою точку зрения. Он наотрез.

— Украине тоже специалисты нужны! — И начинает меня обходить с фланга. — Микола, тебя влечет туда романтика, я отлично знаю твою психологию.

— А разве романтика, — спрашиваю, — плохая вещь, когда она служит на пользу социалистическому земледелию? Хочу творческого простора, — говорю. Бумаги заели. Очевидно, наше управление хочет из агрономов сделать писарей.

— А согласовал ли ты этот жизненный шаг с Верой Станиславовной?

Вера рыдала, умоляла, грозила разводом. Я был непоколебим, как днепровская круча.

Провожала нас вся Белая Церковь. Со знаменами и с оркестром. Секретарь райкома комсомола речь произнес. Вера, тихо роняя слезы, напутствовала меня.

— Ты, Микола, настоящий казак, потому я за тебя и замуж вышла! Только смотри у меня на чужих жинок не зазирайся, ежели какая подморгнет. Снимешь квартиру или угол — сразу пиши вызов! Я покуда тут справлю хозяйственные дела: корову продам, кабана заколю.

Поцеловала меня крепко и сладко, как двадцать пять лет назад. Разлука облагораживает женщину!

От станции Белая Церковь до Кустаная на волах ехать шесть месяцев, а поезд идет всего трое суток. За этот короткий период я изучил почвы и климат Казахстана и написал своей жинке три письма: два в прозе, одно в стихах. После она признавалась, что наибольшее впечатление на нее произвели следующие строки:

Встречали нас хлебом-солью. Сам секретарь обкома мне ручку жал. Поинтересовался семейным положением, спросил, где бы я пожелал устроиться.

— По некоторым литературным источникам мне известно, что полвека назад сюда переселялись мои земляки. Хотелось бы поближе к ним, — намекнул я.

— О, тут в редком селе нет украинской семьи. В Федоровском районе найдете даже белоцерковских!

…И я, между прочим, не только белоцерковских — скибинских даже встретил! На квартире остановился у Ивана Ивановича Перебейноса. Ради знакомства с хозяином по чарке выпили и по другой. Прасковья Тарасовна, его супруга, на стол поставила макитру вареников, глечик сметаны и сот пять пельменей. Об Украине вспомнили. Хозяйка всплакнула. Не потому, что казахстанская земля — мачеха. Нет! Этот край теперь близок их сердцу, как и Днепровская степь. Но что за женщина, если у нее глаза сухие? Кстати, Прасковья Тарасовна оказалась родственницей: она доводится кумою двоюродной тетке Вериной крестной матери. Копия Веры! Сердце доброе, отходчивое.

Работаю я в должности главного агронома совхоза. Освоился, прижился. Не раскаиваюсь, что приехал. Тут такие горизонты раскрываются, аж дух захватывает! Чудесный край — Казахстан. Многое мне напоминает Украину. И небо голубое, и земля — добрый чернозем, и «садок вишневый коло хаты»… А главное, люди: русские, казахи, украинцы, — одна семья. Молчалив, конечно, здешний народ. Раза в три меньше говорят, чем украинцы. Но у каждого есть процент романтизма!

Всем хорошо, только… что-то не летит моя голубка сизокрылая и весточки не подает.

Дел по горло. Светового дня не хватает, хоть разорвись на мелкие части! С утренней до вечерней зари на полях, а с вечерней до утренней почту разбираю. В течение суток поступает тридцать одна директива: приказы, письма и телеграммы из Министерства сельского хозяйства, из сельхозуправления, а также из других мест. Очевидно, там тоже не спят, бедолаги! За два месяца я изучил полторы тысячи директив. Сначала возмущался, а сейчас понял, что в них тоже есть своя романтика! За каждым словом сидит живой человек, может быть, даже кандидат наук. Зарплату получает. Понимать надо!

…Согласно неписаной директиве, выехали в поле. Бригада Ивана Ковыля дала в первый день на целине двести процентов! Знай наших!.. Я возвратился с полевого стана, когда уже пропели третьи петухи. Сел за почту. Читаю приказ министра. Страница десятая… Смежаются веки. Буквы, слова, строки — все как в тумане. Передо мною расстилается степная равнина. Не спеша ступаю по траве. В чистом небе сияет солнце. Вдруг, откуда ни возьмись, черная хмара. Все зашумело, загудело, и сверху посыпалось что-то белое… Листы, листы, листы… Скоро вся степь укрылась бумажною пеленой. Нагибаюсь, беру лист, читаю — директива: пахать на глубину полтора метра. Поднимаю другой — телеграмма: немедленно сообщить, какие надои и настриги дают индюшки. Хватаю еще — письмо:

«Уваж. тов. Микола Карпович! Отвечаю на Ваш № 17/51, согласно форме № 35: а) корову продала, б) кабана заколола. Жду последующих распоряжений. Вера».

…Просыпаюсь в холодном поту… Стол. Приказ министра, страница десятая. Солнце уже над соседней трубой. За стеной с кем-то тихонько беседует Прасковья Тарасовна. Потом… Ушам не верю. Или это снова сон? Голос моей Веры:

— Ой же ты, мое серденько, — слышу, говорит, — и полюбила же я его… Ивасика! Сильней полюбила, чем тогда Миколу (это значит сильней, чем меня!).

— Да, деточка, — отвечает елейным голосом Прасковья Тарасовна, — любовь сильнее смерти, перед нею никто не устоит. Покоряться надо сердцу.

«Ах ты, старая ведьма! Семейный уклад рушишь!»

Во мне вскипает кровь. Я хватаю вечную ручку, как ураган, врываюсь к женщинам, останавливаюсь в упор перед изменницей и кричу не своим голосом:

— Кто он?

— Ивасик, — говорит спокойно, нараспев Вера. — Красавец, и глаза голубенькие. Со мною приехал… Ивасику!

Открывается дверь из кухни. Входит… Вихрастый, голубоглазый, щеки горят, как маков цвет. Лет восьми-девяти.

— Полюбуйся, — говорит Вера. — Такой же, как ты, романтик. Начитался «Пионерской правды», и пришло ему в голову ехать осваивать целину. Отца-матери нету, а в детском доме недоглядели. Вышла я ночью из вагона в тамбур, смотрю, а он прижался в уголке и зиркает оттуда очами. Прошу тебя, Микола, давай усыновим, полюбила я его больше своей жизни! Видно, планида у меня такая — любить романтиков.

Тут мы наконец обнялись.

…Прошлое воскресенье в районе зарегистрировали Ивасика на нашу фамилию. На обратном пути дали телеграмму-молнию, заверенную загсом. Уведомили детский дом: «Не беспокойтесь, Ивасик нашел своих родителей. С приветом Николай, Вера и Ивасик Нежурись» (такая, значит, наша фамилия).

…Близок и май. Точь-в-точь, как на Украине! Все расцветает, все пробуждается… Сеем. Ивасик учится. Романтик!.. Вера на свиноферме работает. И за Ивасиком пуще матери родной ухаживает. Не жена — сущий клад! Конечно, улучает свободную минуту, чтобы обозвать меня неблагодарным пропашником. Но, скажите, где, какая роза растет без шипов? Мы счастливы. У нас есть сын!