Николай Москвин - Узелок на память [Фельетоны]

— Коробков не растеряется! — заметил кто-то из слушателей. — Ну, а какое условие поставил он перед вами?

— А вот какое, — отвечала Красновидова. — Сергей Сергеич сказал: «Жив буду, через год снова приеду к вам лечиться. Но при одном условии: если дам на каждую сотню гектаров сто центнеров мяса, четыреста центнеров молока и пальцем не трону живности колхозников». Понимаете теперь смысл телеграммы?!

— Вот оно что! — воскликнул секретарь парткома, сидевший напротив Красновидовой. — А тут ваши работники с ног сбились, птичник хотели строить.

Гостиная снова огласилась хохотом…

…Расходились в хорошем настроении. Завхоз Шуркин, казалось, летел на крыльях. У него гора свалилась с плеч. Он торопился предупредить плотника Воскобойникова, чтобы тот не хлопотал понапрасну насчет курятника. Ошибочка, мол, случилась…

Разные чудеса случаются на белом свете. Одним из них человек дает научное толкование, другие относит к сфере фантастики, а третьи с ухмылкой зачисляет в разряд «охотничьих рассказов». Но такое чудо, которое произошло на Тверском бульваре, не лезет ни в какие ворота. Всем чудесам чудо!

Дело было так… Ветер разогнал над Москвой стаи туч, и в чистом небе зарделось долгожданное солнышко. От памятника Александру Сергеевичу Пушкину к Никитским воротам и в обратном направлении нескончаемой вереницей циркулировали коляски. В каждой лежал укутанный пуховым одеяльцем пассажир с носиком, похожим на кнопку, налитыми, точно спелые ранетки, розовыми щечками и маленьким ротиком, плотно запечатанным соской-пустышкой.

Пенсионерка Авдотья Михайловна совершала утренний моцион со своим пятимесячным внучонком Алешенькой. Тот щурил от света голубые глазенки и тихонько посапывал. Не красноречивы карапузы в таком возрасте. «Уа-а», «уа-а!» — вот и все их слова. А бабушке так хочется, чтобы ее Алешенька поскорее начал лепетать что-нибудь осмысленное!

— Скажи «ма-ма», лапонька! — пристает к внучонку Авдотья Михайловна. — Сложи губоньки вот так, родименький… И — «ма-а-ма-а».

Алешенька надул щечки и с силой вытолкнул язычком пустышку, которая задела бабкину шляпу и рикошетом отлетела в сугроб.

— Извиняюсь, достопочтенная Авдотья Михайловна, — сказал он папиным басом. — Но молчать более не могу! Гражданская совесть не позволяет!.. Хотел бы я знать, кто сколотил мне этот рыдван и назвал его детской коляской?!

Бабка от изумления застыла, как дорическая колонна. У нее отнялся язык. Она ни ушам, ни глазам своим не верила. А Алешенька и вовсе распоясался — выпростал правую ручонку из-под пеленок и пухленьким кулачком стукнул по подлокотнику.

— Кто, спрашиваю я?

Подлокотник со звоном отлетел прочь.

— Дядя бяка! — раздались голоса из соседних колясок.

И по всему Тверскому бульвару эхом прокатилось скандирование:

— Дядя бяка! Дядя бяка!..

Подогретый единодушной поддержкой сверстников, Алешенька выпалил с сердцем:

— Пропадай моя телега, все четыре колеса!.. Да ежели бы я умел ходить, клянусь соской, дошел бы до самого дедушки совнархоза!

Сказал и как воды в рот набрал.

Когда Авдотья Михайловна пришла в себя, то решила, будто все это ей примерещилось. И только разбитый подлокотник коляски напоминал, что чудо свершилось наяву.

…Хотя и мал Алешенька и жизненный опыт у него невелик, но в принципе он прав. Может быть, резкий тон взял по отношению к старшему, то есть к «дяде», который смастерил ему «рыдван»? Но младенца понять надо: наболело!..

Каково детскому сердцу, когда от коляски лошади шарахаются в сторону? Кузов ее скопирован с боярской кареты елизаветинской эпохи, а ход, или, как ныне говорят, шасси, взят с крестьянской телеги времен Великого Новгорода. Прокатишься туда-сюда по Тверскому и все печенки-селезенки растрясешь.

Тем, кто не видел Алешкиного экипажа, некоторые представления о его форме, цвете и габаритах можно получить из протокола экспертного совета Союзглавторга:

«Внешний вид безобразный, оформление грубое, конструкция устаревшая. Тент неприемлемый. Дерматин мрачного цвета, плохого качества и прибит к каркасу шплинтами с выступающими концами, могущими поранить ребенка. Сиденье короткое. При положении лежа спинка находит на сиденье. Ход шумный. Вес очень тяжелый».

Мы, безусловно, понимаем, что экспертам не положено прибегать к эпитетам, сравнениям, метафорам, гиперболам и прочим художественным средствам описания. А жаль! Если бы они воспользовались этими средствами, их протокол заиграл бы иными красками и гораздо более объективно отразил бы внешний вид экипажа.

Что значит «тент неприемлемый»? Он на коляске, как седло на корове! А дерматин? Видимо, предназначался он для катафалка. Или шплинты… Да это же кузнечные гвозди, «могущие» не только «поранить ребенка», но и асфальт располосовать! Опять же взять сиденье… «При положении лежа» у младенца остаются на весу такие «детали» тела, как голова и ноги. «Ход шумный» — это значит, что коляска громыхает, как пустая бочка, пущенная под откос. В заключение остается сказать: эх, шарабан мой, да таратайка!..

Устами младенца глаголет истина: «Дядя бяка!»

Переборщил Алешенька лишь в одном. В пылу гнева он поклялся дойти до самого совнархоза… Ну куда тебе, карапузу! Да знаешь ли ты, где этот совнархоз находится? За горами, за лесами, за широкими долами, во сибирском во городе, аж по ту сторону Иртыша… Это его изделие купила тебе бабушка. Купила и грустно молвила:

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Не знаю, есть ли у сибирских колясников дети… Совести, однако, у них нет!

Но коли уж говорить начистоту, ты, Алешенька, родился в рубашке… Погляди-ка вон на свою соседку Людочку Соловьеву, в какой карете она выезжает на Тверской бульвар… Жаль, ты незнаком еще с сельскохозяйственной техникой! А то бы сразу определил, что Людочкин экипаж есть самая обыкновенная ручная сеялка для огородных культур. Тот же ящик, то же дышло, та же ходовая часть. Только и разницы, что вынут высевающий аппарат и вместо сошников поставлен лемех, названный подножкой… Наверное, конструкторы западноукраинского «Сельмаша» спроектировали не коляску, а универсальный агрегат: зимой катать малыша, весной сеять морковку, а летом разрыхлять междурядья… Словом, как поют на Украине: «В понедiлок вiяла, у вiвторок сiяла, в середу возила…»

А помнишь ли ты, Алеша, как гостил у тебя на масленице двоюродный братишка Санька с Малой Бронной? Видел фургон, в котором его мама привезла? Ни в сказке сказать, ни пером описать. К лафету из тавровых балок привинчена… плетеная корзина, очень смахивающая на лапоть с ноги былинного богатыря. Острые концы прутьев торчат, словно рогатки. Санькина мама тогда похвалилась: