Array Антология - Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в.

Как схож портрет Климены!
Его не узнают одни лишь только стены;
Несходство ж только в том, что он всегда молчит,
Но подлинник за двух довольно говорит.

В стакане Альциндор свой образ зря на дне,
Любовию к нему так, как Нарцисс, сгорает,
Однако же умней его он поступает:
Во-первых, не в воде он смотрится, в вине;
А во-вторых, своей любви тем угождает,
Что милый образ свой в день по сту раз глотает.

Девица, кою сбыть скорее с рук желают
И тщатся для сего богатей нарядить,
Сходна с пилюлею, котору позлащают,
Дабы скорей ее заставить проглотить.

«Поутру с фонарем по улицам Тит рыщет.
Ужли, как Диоген, он человека ищет?»
— «Нет, он поступок сей вменил себе бы в стыд;
Он ни за что людей так колко не обидит».
— «На что ж ему фонарь?» — «Тит всякий раз
предвидит,
Что до полуночи в шинке он просидит».

«За что не терпит Клит Дамона, как врага?
Что сделал он ему?» — «Рога».
— «Ага!»

Что Клав меня лечил, слух этот, друг мой, лжив:
Когда б то было так, то как же б я был жив?

Согбенный старостью, трудами изнуренный,
Какой-то Дровосек под ношей дров стенал,
И вдруг, последних сил усталостью лишенный,
Он, сбросив с плеч дрова, кончину призывал.
«Зачем ты звал меня?» — пришедши, Смерть
спросила.
«Затем, чтоб ты дрова тащить мне пособила».

На Клита, верно б, я сатиру сочинил,
Когда бы стоил он бумаги и чернил.

«Скончался Чужехват». — «Неужто?» — «В самом
деле».
— «Да где же умер он?» — «Он умер на постеле».
— «Ну, кто б подумать мог, чтоб этот человек
Горизонтально кончил век?»

Силен, напившись пьян и возвратясь домой,
Вдруг видит две жены… Кричит он: «Боже мой!
За что меня так наказуешь?
Я муку адскую терплю и от одной,
А ты другую мне даруешь!»

Ты спрашиваешь, как от Клита отвязаться,
Чтоб ввек с ним больше не видаться?
Я научу тебя тому:
Не нужно для сего браниться с ним, ни драться.
Дай рубль взаймы ему.

Ты знаешь всё, мой друг, но кроме одного,
А именно, что ты не знаешь ничего.

«Гей, сторож, брат, скажи, чтоб здесь
потише были! —
Кричал в присутствии судья.—
Мы десять дел уже решили,
Но не слыхал из них еще ни слова я».

Как Злобин каменной болезнью захворал,
Причины оному никто не понимал.
Мне ж показалося не чудно то нимало:
Знать, сердце Злобина в пузырь к нему ниспало.

Однажды барыня спросила Астроло́га:
«Пожалуй, дедушка, скажи мне, ради бога,
Иметь я буду ли детей?»
А тот, поворожив, ответ такой дал ей,
Что будут у нее их трое.
Тут муж, услышавши решение такое,
Спросил, худого быть в вопросе том не мня:
«А сколько будет у меня?»

Клеон — предобрый человек:
Не делал никому он зла во весь свой век;
Он даже и во сне добром лишь только бредил;
Итак, не зная за собой грехов,
По смерти, верно бы, он рай себе наследил,
Когда бы не писал стихов.

Битобе славную поэму сочинил [50] «Иосиф» в 9 песнях. ,
И всех читателей он ею прослезил.
А ты, Глупонов, нам в пять пуд поэму сбрякал,
Но от твоей один лишь только Ценсор плакал.

Карп каялся попу, что бил свою жену.
«А часто ли, мой сын?» — спросил его священник.
«Не редко: всякий день» — «Как? Всякий день,
мошенник!
За это я тебя навеки прокляну».
— «Помилуй, батюшка. Я всем тебе клянуся,
Что, если эту мне отпустишь ты вину,
С женой в последний раз я завтра подеруся».

Случилось Скрягину на проповеди быть.
Подействовала в нем святая благостыня;
Кричит наш Скрягин: «Как изящна милостыня!
И я с сего часа́ пойду ее — просить».

Клит, ехавши в театр,
Так кучеру кричал: «Потише, Сосипатр!
Ведь нас с тобой в тюрьму посадят, либо в яму,
Коль, по несчастию, кого задавишь ты».
А тот ему в ответ: «Не бойтесь тесноты.
Севодни, кажется, играют вашу драму».

Охотник Клит стихи чужие поправлять
И также прозу;
Но, право, чем сие он может оправдать?
Он колдуном себя желает показать,
В крапиву превращая розу.

Клав, борзый наш поэт,
Одною славою питается шесть лет:
Так мудрено ли же, что худ он, как скелет?

«В природе смерти нет!» — так Гердер говорит.
Но мнения сего он, верно б, не держался,
Когда с Глупоном бы спознался,
Который хоть кого в минуту уморит.

Блажен, кому всегда печаль и скука чужды;
Блажен, кто не имел в родных ни разу нужды;
Блажен, кто не роптал вовеки на судьбу;
Блажен, равняющий с Расином К<���оцебу>;
Сто крат блаженна та судебная Палата,
Котора трезвыми подьячими богата;
Блажен, кто не имел, однако ж, с ними дел;
Блажен, кто от стихов своих разбогател;
Блажен, кто верную любовницу имеет;
Блажен, кто Кантовы писанья разумеет;
Блажен ревнивый муж, проживший без рогов;
Блажен, кто, дослужась до старших генералов,
Ни разу не видал ни пушек, ни врагов;
Блажен, кто не бывал издателем журналов;
Но тот блаженнее едва ль не всех святых,
Кто не читал поэм и драм, Клеон, твоих!