Array Антология - Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в.

Клит пел, что вылечит сестру мою Дориду,
Он пел — да и отпел сестрице панихиду.

О чем ни сочинит, бывало,
Марушкин, борзый стихотвор,
То верь, что не солжешь нимало,
Когда заране скажешь: вздор.
Марушкин об ослах вдруг басню сочиняет,
А басня хоть куды! Но странен ли успех?
Свой своего всех лучше знает,
И, следственно, напишет лучше всех!

ПОРТРЕТ
Хвала! квадратный исполин
С аршинною душою,
И нос в аршин, и рот в аршин,
И ум в аршин длиною.

НОВЫЙ АПОЛЛОН
Поехал, поскакал Тарас
На греческий Парнас.
«Ну вот, — ослы вскричали, —
Мы худо отчего мычали,
Ведь с нами не был Аполлон;
Теперь покажемся — вот он».
И все Тарасу восплескали,
И ими он, и им они довольны стали.

НА СОЧИНЕНИЕ «ТЕЛАСКО»
Клит плачет и хлопочет,
Что цензор пропустить стихов его не хочет.
Однако цензор прав, и впрямь:
Что б было… право, я придумать не умею!
Что б было с публикой, коль автор сам
С ума сошел над книгою своею.

##
Сказали вы, приятель мой,
Что с чертом сходен я душой.
Вы ж, Людвиг Карлович! на дьявола похожи,
Хоть не с ума, так с рожи.

##
Куда мудреное старанье
Достать пример дурных стихов:
Пиши ты Вильмушке посланье, —
Он отвечать тебе готов.

НА ИЗДАТЕЛЯ МЕЛОЧЕЙ
Наш Дылдин в мелочи пустился
И издает их наобум;
Так, видно, в публику решился
Он выдать душу — сердце — ум?

##
Как мелочь Вильмушки издастся,
Где мне ее найти удастся?
Но вот еще вопрос смешной:
Известно — в лавке мелочной.

##
Немчин наш гимнами лишь дышит
И гимнами душа полна,
Да кто ж ему-то гимн напишет?
— А «Гимн глупцам» Карамзина?

НА ПОТОПЛЕНИЕ К<���ЮХЕЛЬБЕКЕРА>
Клит бросился в реку. Поплачьте о поэте:
Не пережил он чад, давно утопших в Лете.

Акт пятый кончился — скажи, поэт-повеса:
Когда ж начнется пьеса?

Ах! боже мой, каких чудес
На этом свете не бывает!
Я видел смерть рожденных пьес,
А эта, не родясь, — возможно ль? — умирает!

Скотинин, торжествуй — ты всех нас рассмешил,
Гордися, Митрофан! ты чудеса творил,
Пиеса удалась — да, братцы, мудрено ли?
Вы по характерам ведь разобрали роли.

Как эпитафии сии
Нам живо смерть изображают.
Увы! лишь родились они —
И тотчас сами умирают.

Мишук не устает смешить,
Что день, то новое проказит.
Теперь затеял умным быть…
Не правда ль? Мастерски паясит?

Стихи ты Дюсерсо назло врагов своих
Все лихо перевел — и тем себя прославил:
Пускай покажут мне хоть стих,
Что ты порядочным оставил.

Что значит — капля в целом море —
Гусару пуншевый бокал?
Что значат радости и горе?
Что значит русский генерал?
Что значит ленточка в петлице?
В карманах мота миллион?
Рассудок в ветреной девице
И верность у прекрасных жен?
Что значат все стихи Хвостова?..
Безделка — право, ничего!
Неужто менее Фролова?
Да разве больше лишь его!

Дивитесь вы, мои друзья,
Что всех браню удачно я, —
Я сам на грешный род Адама —
Ей! ей! — презлая эпиграмма.

Тошней идиллии и холодней, чем ода.
От злости мизантроп, от глупости поэт;
Как страшно над тобой забавилась природа,
Когда готовила на свет.
Боишься ты людей, как черного недуга,
О жалкой образец уродливой мечты!
Утешься, злой глупец! Иметь не будешь ты
Ввек ни любовницы, ни друга.

Вдруг, развязав глаза, пустила
На свет меня судьба моя —
Отколь? Зачем? Не знаю я.
Теперь опять глаза закрыла;
Ведет меня судьба моя —
Куда? Опять не знаю я.

Куда ты неудал, мой граф,
Или судьба твоя упряма!
Искал-искал ты эпигра́ф;
Нашел — выходит эпиграмма.

И о тебе, как об Омире,
Семь мест заводят споры в мире:
Та школа, где наук не кончил ты своих,
Беседа дивная славяно-росских сбродов,
Там институт глухонемых,
Там богадельня, край уродов,
Там пьяных критиков сороковой содом,
Там сумасшедших дом,
Кунсткамера потом.

Тучкову за восемь частей его стихов
Не надобно сулить ни розог, ни кнутов,
А надобно Тучкову
Отдать в жены Пучкову.
##
Под камнем сим лежит Тучков,
Который написал книг несколько стихов,
О коих знал лишь бог да господин Фролов.

С тобой согласен я — нет в свете ничего
Скучнее этого эпического вздора,
Окроме твоего…
Премудрого разбора!

О, Вздоров! На твоем журнале
Наставил ты икон, крестов…
И думаешь, что отогнали
Они лукавых всех бесо́в, —
Не тут-то было: обманулся —
Бес новым видом обернулся —
И вышел из твоих листов
Бес мерзкой прозы и стихов.

Я взял весь ум князей и авторам-князьям,
Прапрадедам моим по прозе и стихам,
Ни капельки не дам.

Спасибо, добрый наш отец Памфил,
Ты всё в обители уладил и устроил:
Труды по братии смиренной разделил,
А выгоды… себе присвоил.

Я о любви шепнул провинциальной Хлое.
Что ж Хлоя? Вздернула спесиво носик свой!
И, Хлоя! полно, будь в покое:
Не первый я шучу с тобой.

Уединенна муза
Закамских берегов,
Ищи с умом союза
И не пиши стихов.

Дешевых небылиц рассказчик без умолку,
Единственный на то, чтоб делать всё без толку;
Секретно лишь умен, а явно сумасброд!
Архив дурачества, новейший Дон-Кишот!
Нелепой тактики по временам издатель,
Гримасам лишь одним искусный подражатель;
Лукавец, лжец, подлец, обманщик, шарлатан!
Еврей наружностью, отродие цыган,
Напитан хвастовством, французско-польским даром,
У знатных ты господ быть можешь — тарабаром!