Нина Голованова - Люк и Фек. Мир и Война

Стали поднимать бойцов.
Фек не ждал сюрприза,
Но в одном из храбрецов
Он узнал Бориса.
Закружился самолет
Коршуном над ними.
Шваркнул сверху пулемет
Пулями стальными.
Не попал и вжавшись в пыль
Рядышком дрожали
Фек и Борька. Смерть и быль
В небесах витали.

Боря, повернул лицо
Серого оттенка.
Голос тихий с хрипотцой
Шел как из застенка:
«Ты прости, Федот, но мне
Есть в чем повиниться,
С чувствами к твоей жене
Вздумал обратиться.
Людочка — предел мечты,
Лучшая на свете.
Но для Люк есть только ты
И конечно дети.

Незачем меня нести
Некому оплакать,
И на жизненном пути
Я теперь как слякоть».
«Знаешь, Борька, — был ответ —
Хочешь грех повесить
На меня на много лет,
Хватит куролесить.
Вынесу и будешь жить,
Если Бог поможет,
Будешь Родине служить,
Нашу славу множить».
Поволок его к реке,
Сдав затем санбату,
Фек вернулся вновь к сестре
За другим солдатом.

Ночь упала темнотой,
Ни огня, ни плеска.
День измученный войной,
Орудийным треском,
Умер как-то невпопад,
Словно задохнулся.
Лишь осенний звездопад
Искрами метнулся.
Стук моторов приглушив,
Катера пристали.
Роты воинов в тиши
Выгружаться стали.

Взяли раненных на борт,
Медленно отплыли.
Вслед как гибельный эскорт
Юнкерсы завыли.
В небе вспыхнули лучи,
Завелись зенитки,
Хоть молчи, или кричи —
Собирай пожитки
Для отправки на тот свет.
Берег вроде близко,
Но в воде спасенья нет.
Даже обелиска
Не поставят никогда,
Если нет могилы.
Будет кладбищем вода,
Дно с песком и илом.

Перед всеми наяву
Разыгралась драма:
Катера в огне, в дыму —
Ада панорама.
Фек, не раз бывал в бою,
Знал, как гибли люди,
Но здесь смерть нашел свою
Борька, друг и труден
Для сознанья этот миг,
Будто кто-то сцену
Посреди реки воздвиг
С огненной гиеной.
Пожирала та подряд:
Плоть, металл и воду,
Завораживая взгляд
Ярким хороводом.
Отгорел огонь и лишь
Звезды чуть мерцали,
Освещая темь и тишь
Из бескрайней дали.

Сводки с фронта по утрам
Слушали с надеждой.
Сталинград врагу не сдан,
Значит как и прежде
Теплилась мечта людей
О победе скорой:
Сдохнет Гитлер, гад, злодей
Со своею сворой.
Не спешат помочь в борьбе
Дружеские страны,
Предоставили судьбе
Нашу боль и раны.

Фронт второй все не открыт,
Только был обещан.
Враг всей мощью норовит
Задавить зловеще
Стойкость, мужество солдат
И обычных граждан,
Но и рус, и азиат
За победу каждый
В бой идет. Союз такой
Не разбить коленцем,
Или жуткой колдовской
Силой иноземцев.

Жизнь у Люк в тот год текла,
Как в тылу у каждой.
С фронта внутренне ждала
Новостей неважных.
Дом, работа, огород —
Пролетело лето.
На работе бутерброд
В качестве обеда —
Хлеба небольшой кусок,
Иногда с селедкой,
Без заварки кипяток
С приторной солодкой.
И опять работы ком.
Техзаданий скука
Качество сулит потом,
Но для чувства — мука.
Люк хотелось иногда
Красоты и счастья,
А есть скудная еда,
И одни напасти.

К ним назначен был в отдел
Спец. Он инженером
Послужить царю успел
В чине офицера.
Немец Беккер по отцу,
Вид не празднослова.
К умнице и храбрецу
Власть была сурова.
Не имел он права жить
В городах столичных
И на службе дослужить
До постов приличных.
Но познанья и талант
Технаря от Бога
Облегчили много крат
В жизни путь-дорогу.

В техотделе молодежь —
Знаний не хватает.
Да и что же с них возьмешь —
Часто голодают.
Радости в их жизни нет,
Все в суровых красках,
А им нужен яркий цвет,
И любовь, и сказка.

Как-то в краткий перерыв
Беккер просто к слову,
Том проектов отложив,
Помянул цареву
Милость: он как выпускник
Двух аж академий
и как будущий штабник
(Это вне сомнений)
Приглашен был во дворец
Царкосельский летний
На прекрасный бал-венец,
Осенью последний.
Волновался. Царский бал
В его жизни первый.
Он конечно чуда ждал,
Даже сон был нервный.
Стали все его просить
Рассказать о бале,
Не пытался утаить,
Знал, что сказки ждали.

«Во дворец явился в срок.
Много экипажей.
Красочен бомонд и строг,
Но без эпатажа.
Приближенные к царю,
В курсе этикета,
Каждый спутницу свою
Ловко по паркету
Проведет и встанет так,
Чтобы был заметным
Платья шик и его фрак
С галстуком банкетным.

Дорогих каменьев блеск,
Золото в декоре
В модном стиле «арабеск»,
Отражали море
Света от горящих люстр.
Не боясь ошибки,
Поднял жезл французский хлюст.
Заиграли скрипки.

Император и жена
Вышли в полонезе
Он хорош, она бледна
С розой на разрезе.
Нити крупных жемчугов
Платье оттеняли.
В мир сошедших вдруг богов
Оба нам являли.
Свита, вежливо склонясь,
Замерла у входа,
Дам глубокий реверанс —
Поклоненья ода.

Бал открыт и заскользил
Тут же цвет столичный,
Государственных светил,
Все в чинах приличных.
Дам и девушек ряды
Украшали танец,
Млел от этой красоты
Свой и иностранец.

Царь с царицей скрипкам в такт
Двигались по залу.
Позже в маленький антракт
Адъютант кудрявый
Проводил их в кабинет,
Где столы стояли:
Место деловых бесед.
Там же в вист играли.
Бал сверкал, гремел, летел
По роскошным залам
Но веселия предел
Был в большом и малом.
Фрейлины все нарасхват,
К ним не подступиться,
Приходилось, кто не хват,
У стены толпиться.

Эполеты, галуны —
В массе разноликой.
Все гвардейские чины
Танцевали лихо.
Вальс, кадриль и котильон
Им давались просто,
Каждый Богом одарен
Выправкой и ростом.
На мазурку под конец
Встали царь с царицей.
Встретил танец их дворец
Радостью на лицах.

Следом ужин. Царский двор
За столом особым.
Вся прислуга, как дозор.
С лучшим гардеробом.
Сервировка, смена блюд,
Просто загляденье,
Как артисты подают
Мясо и копченья,
И салаты с заливным,
И икру в бочонках,
И паштеты с неземным
Вкусом из печенки.