Виталий Ручинский - Возвращение Воланда или Новая дьяволиада

У автора романа все его герои должны быть, что называется, под рукой. Когда того потребует очередной изгиб повествования, любой из них должен быть готов предстать перед читателем. Посему я предлагаю вновь обратиться к событиям декабрьского вечера в столице, ровно два года спустя после загадочного происшествия у Триумфальной арки. Давайте понаблюдаем за тем, что дальше произошло с молодым человеком по фамилии Якушкин.

Покинув театр, Якушкин вышел на бульвар. Там он остановился, развязал тесемки на папке, возвращенной ему Цербершей, и лихорадочно стал перебирать листы рукописи. Как и многие безвестные и безымянные авторы, он употреблял распространенный тест с целью проверки: прочли ли в редакции или, в данном случае, в театре, отданное туда произведение или, даже не раскрывши, швырнули назад, извините, в морду? Для этого между страницами вкладываются малюсенькие клочки бумаги. Или хлебные крошки. Если рукопись на самом деле читали, их смахнут или сдуют

Хитроумный тест дал результат неутешительный. Все вложенные Якушкиным клочки бумаги оказались на месте. «Что же он со мной, паразит, делает! – пробормотал он. – Ведь божился, что прочтет, причем в сжатые сроки! Креста на нем нет!».

Тут произошло непредвиденное…

Налетевший порыв ветра-самое удивительное, что до сих пор вечер был тихий и абсолютно безветренный – подхватил из раскрытой папки едва ли не всю рукопись. Страницы с шуршанием взмыли в воздух веером, разлетелись стаей белокрылых чаек. Или же словно прокламации, которые разбрасывают на митингах для поднятия ярости митингующих.

Якушкин пытался поймать порхавшие в воздухе листочки. Он даже подпрыгивал, но листочки всякий раз ускользали, покачиваясь, поднимались все выше, средь голых веток деревьев в черное, расцвеченное редкими и мелкими звездами небо. «Это же первый экземпляр!» – в отчаянии подумал Якушкин. (Любой сочинитель знает, что это такое – первый экземпляр!) Он проклинал себя за идиотское нетерпение, за то, что ему приспичило произвести проверку на бульваре, а не дома, в безветренной обстановке. Но… Ветер, как налетел неожиданно, точно так же внезапно и стих. Страницы рукописи, планируя, стали приземляться вдоль аллеи. Подчеркиваю, именно вдоль, без всякого отклонения в стороны, и ни одна не застряла в ветках.

Согнувшись в три погибели, Якушкин принялся собирать листок за листком из драгоценного первого экземпляра. В какой-то момент он обнаружил, что ему помогают. Чьи-то руки ловко и сноровисто ухватывали страницы с обледеневшего после недавней оттепели снега. Наконец все были собраны. Якушкин разогнулся и смог разглядеть, кому эти руки принадлежали.

Незнакомец, как и он сам, был высокого роста, неимоверно тощий. Одет явно не по сезону – в легонькое светлое пальтецо, приобретенное, видно, по случаю с чужого плеча: короткое, в обтяжку, рукава по локоть. На голове курортная шапочка с пластмассовым козырьком и надписью «Ялта». Удивило и старомодное пенсне на шнурочке, совсем как у Антона Павловича Чехова.

– Давайте-ка я вам уложу вашу рукопись, – предложил незнакомец,- а то у вас вон как руки ходуном ходят. Ах, нервы, нервы!..

И не дожидаясь согласия Якушкина, вынул у него из рук пустую папку и собранную порцию страниц. Присоединил к своей и принялся быстро-быстро перебирать страницы, перекладывать согласно нумерации. На какое-то мгновение Якушкину показалось, что незнакомец погрузился в чтение. Но нет – он уже протягивал ему собранную и увязанную папку. Якушкин с жаром кинулся его благодарить за помощь в критический момент.

– Ну, что вы, что вы! – ответил незнакомец и произвел руками отмашку: дескать, сущие пустяки, не стоит благодарности. Заметил, что по морозцу даже невредно ему было несколько размяться. – Вам же, юноша, я хочу дать один совет, – продолжал он своим дребезжащим, словно отпущенная гитарная струна, голосом. – Никогда не занимайтесь чтением на улицах, площадях или бульварах. Чтению следует предаваться дома, в уютном кабинете, перед разожженным камином, при свете свечей в бронзовых, а еще лучше – в серебряных канделябрах. На колени вам уложит свою умную голову верный сенбернар, а вы свободной рукою треплете его за ухом. Время от времени можно прихлебнуть горячего глинтвейна из хрустального бокала…

Произнеся слово «глинтвейн», незнакомец зябко поежился.

– Вы так легко одеты, недолго и простудиться, – сказал Якушкин.

– Ой, не говорите! – с жаром подхватил незнакомец. – Кто же мог предвидеть, что у вас такой зверский климат?

Но тут же продолжил прежнюю тему.

– А на бульварах можно лишь газету в витрине пробежать. Да и то, скажу вам, пустое занятие, одну брехню помещают…

– Вы так считаете? – удивился Якушкин.

– А как же иначе? Для того и существуют газеты, чтобы помещать брехню.

Столь категорическая оценка прессы показалась Якушкину странной. Да и внешний облик незнакомца тоже, в особенности, старомодное пенсне на шнурочке. Как, впрочем, и обрисовка кабинета для чтения – с камином, с канделябрами, с верным сенбернаром и горячим глинтвейном. «Интересно, кто он такой? – подумал Якушкин. -Может, иностранный турист?»

– Нет, я не турист, – отверг незнакомец предположение. Тем паче иностранный. Я здесь родился и вырос… И он указал рукой в направлении Арбата. – Дом был загляденье: колонны, мраморный портал, потолки пять метров, лепные, с мифологическими обнаженными фигурами. Кого, спрашивается, не устраивало?

Незнакомец одной рукой сдернул с головы курортную шапочку, а другую резко выбросил вперед, отчего сделался похожим на типовой памятник вождю мирового пролетариата.

– Ведь что придумали, мерзавцы? Подогнали бульдозер с круглой чугунной чушкой на цепи для разрушительных целей. Неделю били ею в стены. Меня на вечное поселение сослали под самую кольцевую дорогу. Начнешь добираться – сплошные пересадки. Вот изредка наведываюсь в центр повспоминать о былом и невозвратном…

И незнакомец разрыдался. Слезы обильно хлынули у него из глаз. Громко подвывая, он утирал их курортной шапочкой. Якушкин стал его успокаивать, и незнакомец на редкость легко и быстро успокоился. Слезы мгновенно подсохли, на лице заиграла улыбка.

– А что, мил-человек, рублика у вас не найдется? – Приступая к Якушкину с более чем банальной просьбой, он весело подмигнул. – Нет, не насовсем – в долг. Я могу и расписку дать. Нелепейшая история – не успел засветло снять с текущего счета. А вечером сбербанки имеют досадное обыкновение закрываться. Это вам не Париж и не Чикаго!.. При первой же оказии верну всю сумму до копеечки. Возможно, даже сегодня, чуть попозже…

«Текущий счет» и «сбербанки» плохо вязались с его внешним обликом. Равно и воспоминания о Париже и Чикаго. И уж, конечно, обещание вернуть долг «до копеечки» представлялось более чем сомнительным. Но Якушкин был человеком добрым и отзывчивым. Он достал из кармана куртки кошелечек. Там оказался металлический рубль и немного мелочи. Рубль он протянул незнакомцу.