Виталий Ручинский - Возвращение Воланда или Новая дьяволиада

Критик хотел подать в суд, но его отговорили. Шепнули, что с Перетятькой лучше не связываться: в недавнем прошлом милиционер, сработают старые связи, неизвестно чем еще обернется. Установят, к примеру, что не Иван Степанович ему морду набил, а, наоборот, он Ивану Степановичу. После расхлебывай… И критик отъехал с миром в Соединенные Штаты, куда был приглашен читать лекции о советской литературе в одном из университетов.

Приключился еще один инцидент, поопаснее. В нетрезвом виде, за рулем только что приобретенной «Волги» врезался Иван Степанович в «мерседес» с дипломатическим номером. К счастью, обошлось без жертв и даже без серьезных травм с обеих сторон. Тем не менее случай из ряда вон…

Выручил тот самый милицейский генерал. Иван Степанович к нему пробился, бухнулся в ноги. Сказал, что «бес попутал». Поклялся, что больше никогда не сядет за руль, употребив даже каплю проклятого зелья. Генерал на редкость мягко, по-отечески его пожурил. А с заведенным делом велел поступить по известной схеме- сначала замотать, а потом спустить на тормозах. Шоферские права Ивану Степановичу скоро вернули.

…Я еще долго мог бы описывать новую жизнь Ивана Степановича. Стоило, быть может, поведать о завязавшемся в Коктебеле бурном романе Валентины с известным поэтом А. Воздвиженским. О том, как Валентина ушла к Воздвиженскому и даже забрала кое-что из мебели, но потом вернулась, и Иван Степанович по-христиански ее простил.

Когда в литературной среде началось решительное размежевание, Иван Степанович примкнул, конечно, к истинно русским патриотам. Сделался одним из вождей направления. На митингах и собраниях клял ненавистных жидомасонов и вообще жидов. Тут перед ним открылись новые возможности. Он победил на выборах, стал Народным депутатом…

Многое можно было бы поведать читателю, но меня поджимает неумолимое развитие сюжета. Поэтому давайте оставим пока Ивана Степановича, томимого безысходными муками творчества, на собственной даче в ближнем Подмосковье.

Но прежде чем с ним расстаться, я обязан еще разок вернуться к загадочному происшествию у Триумфальной арки, к некоторым дополнительным подробностям. Относительно их Иван Степанович крепко держал язык за зубами. Даже в состоянии сильнейшего подпития, когда снимается всякое торможение и наружу выплескивается самое заветное… Но кто мешает сделать это мне?

Итак, я цитирую повторно протокол допроса.

«…Кот повел себя агрессивно. Громко шипел и сказал мне: «Брысь!». Что значит «брысь»? Это я имел полное право сказать ему «брысь»!»

На самом же деле Иван Степанович точно так и поступил.

– Брысь! – крикнул он коту. – Брысь, подлый!

– А хо не хо-хо? – ответил то ли переодетый котом бандит, то ли настоящий кот.

И покопавшись за спиной, извлек какую-то книжку в переплете.

Иван Степанович решил, что кот (пусть будет кот) намеревается предъявить документ на управление каретой. Но нет… На какое-то мгновение стало светло, как днем. На переплете книжки, которую кот буквально всадил в лицо Ивану Степановичу, тот успел прочитать: «И. С. Перетятько. Записки постового». Вот тут он и рухнул на асфальт, раскинув руки!

Но слух еще не отказал, полная отключка наступила немного позже.

– Вечно ты, Бегемот, выдумываешь! – раздался новый голос, дребезжащий словно ослабленная гитарная струна. – Надо было вознести милиционера в его будку и там усыпить.

– Я ставил перед собою благородную задачу, – отвечал кот или кто он там еще. – Я хочу подарить литературе нового талантливого прозаика. Не исключено, что он станет вторым Львом Толстым или Гоголем!

– Поехали! – властно произнес еще один голос, низкий, басовых тонов.

– Мессир! – воскликнул тот, что укорял кота за неправильные действия. – Вам не кажется, что мы прибыли в этот город чересчур рано? События только еще начали развиваться. Надобно годика эдак два, чтобы ситуация назрела.

– Нашёл о чем беспокоиться! – отвечал властный бас. – Включим ускорение…

– Ускорение чего? Событий или времени? – уточнил кот.

– Разумеется, времени. Согласно теории старика Эйнштейна, год можно превратить в час или даже в минуту. А события пусть развиваются своим чередом, мы пока не станем вмешиваться…

Повторяю, Иван Степанович слышал каждое произнесенное слово. И запомнил – память у него дай Бог каждому!.. Ну, что бы ему, кажется, донести до следователя, посетившего его в больнице, суть странной беседы в карете? Не хочешь следователю – составь сепаратный рапорт. Запусти его по начальству наверх. По причине колоссальной важности наверняка дошел бы тот рапорт до самых что ни есть верхних верхов. А уж там для полной его расшифровки и осмысления в философском плане привлекли бы самых опытных экспертов и консультантов. И как знать, возможно, по-иному сложились бы многие события в Москве да и в масштабе государства…

С другой стороны, наверное, все-таки Иван Степанович был прав, вовремя прикусив язык. Навряд ли придали бы серьезное значение его показаниям или же сепаратному рапорту, поскольку на передний план в любом случае вылез бы уже не переодетый котом бандит, а самый настоящий кот. Причем свободно разговаривающий на человеческом языке. К показаниям и рапортам, в которых фигурируют говорящие коты, сами понимаете, какое может быть отношение. Еще хорошо, если в психушку не запрут…

– Вперед! – закричал кот, сопроводив свой крик долгим и пронзительным мяуканьем.

«Так это на самом деле кот! – успел подумать Иван Степанович. – Говорящий кот!..»

Приподнявшись из последних сил на локтях, он уже не лежал, а сидел на мерзлом асфальте. Силился подняться на ноги. Но тут раздалось новое, повторное мяуканье, еще пронзительней прежнего, просто душераздирающее. Оно-то и доконало Ивана Степановича. Силы покинули его окончательно, и он повторно шлепнулся об асфальт темечком. Наступила полная отключка.

А карета тронулась и исчезла в ночном мраке.

Легко и непринужденно обращаясь с пространством и временем, автор романа не должен упускать из виду ни одного из своих героев. Точно так же, как в театральном спектакле тот или иной герой обязан появиться в нужный момент, желательно с репликой. Произвести какое-то действие, скажем, броситься на колени и открыться своей возлюбленной в пылких чувствах. Или же принести важные известия, сообщить, например, что в городе началось наводнение и всем надо спасаться. Подтолкнув развитие сюжета, герой обычно уходит. Нечего ему зря болтаться на глазах у публики. Произнесет что-нибудь такое, запоминающееся, хотя бы: «Я еще рассчитаюсь с тобой, подлец!» – и убегает вынашивать планы мести. Ищет способа раздобыть пистолет, чтобы примерно наказать обидчика.