Ермаков = Солдатские сказы = Витковская = 25.07

Поднял он ее на руки, мебель пинает, кошке хвост приступил...

- Ленушка! Ленушка!! - возгудает. - Неужели-то? Дивонько ты мое.

* * *

Стал наш Костенька действительным, всамделишным египтянином.

Дедко в деревне аж грудью хрустит:

- Сказано - сделано! В нашем роду трепачей не было. В мусульманы перейдем, а на своем постановим.

Однажды нащупал Лука Северьяныч фотографию в международном конверте. Пупок и кортик наружу, смотрит с нее на Луку Северьяновича молодой Гуселетов. Сватье внук, ему правнук. Через год с небольшим опять жесткий конверт. Сватье внук, ему правнук.

- Климатичецкие условия способствуют,- с ученым видом пояснил он супруге.- В тепле кажин злак...

- Молодость способствует,- вздохнула Софья Игнатьевна.- Нас с вами хоть на Огненную Землю уедини, хоть на Камчатские источники.

- Ты брось господа искушать... Чего намекает?.. Да появись, ко примеру, у нас дите... Это кто будет? Это дед будет? Это дед будет Костенькиновым Ваське с Валеркой. Небывалое дело, чтобы дед младче внуков произрастал.

- Понянчиться бы, - вздохнула опять Софья Игнатьевна.

- Приедут вот в отпуск - понянчишься. А на меня не уповай...

Месяца через два после сего разговора навестило их снова письмо. Костенькиной рукой писано. Смысл тот: если согласны вы, старики, приехать сюда погостить, выхлопочу вам пропуск. Пишите или телеграфируйте. После прочтения Лука Северьянович в сомнениях погряз, в тайных розмыслах. У супруги же пушок на губе ветры странствия тронули:

- Поедемте, Северьяныч! Древнейшая колыбель цивилизации! Контрасты всякие, экзотика. На верблюде сфотографируемся.

- Икзотика? Болезнь, что ли?

- Господи, слышим звон... Чудеса незнакомой природы это. Чужеземные пляски, свадьбы, игрища, останки фараонов...

Северьяныч во время таких непонятных слов и на «вы» начинал ее называть. По имени-отчеству.

- Попутного ветра вам, Софья Игнатьевна. Шесть фунтов под килем. Само время поехать. Соопчали - фараона там неженатого изыскали. Обвенчаетесь гля икзотики. Лучше верблюда уродище...

- Господи! Чего он трактует?! - притворно затиснула уши Софья Игнатьевна. - Как и не оскорбит только!

- Поезжайте, поезжайте... Птица феникс там есть... Раз в пятьсот лет прилетает. Нынче, соопчали, как раз должна прилететь... Муравьиных яиц только с собой захватите.

- Он невыносим, - принялась перцовкой виски себе смачивать супруга.- Пока способна душа удивляться... тьфу! Чего я... Внук единственный призывает! Правнуки ваши там!! Кулачками маленькими вас за бороду осязать...

- Так бы сразу и говорила по-человецки. А то - верблюды, игрища... Пусть в баню ко мне приедут... Покажу игрище...

Замолчал, заструил бороду и откровенно признался:

- Разведка меня сомущает. Опознает - таких верблюдов применят - повзвоем матерым волчушкой. Там Митьку Козляева не посвистишь!

- Никакая разведка не затронет вас и не опознает. Мания это у вас, надуманная. Я бы на вашем месте специально орден для этого случая привинтила. Пусть ви­дели бы Костенькины товарищи, какой у него самобытный дед. Исполнен отваги, достоинства, мужества - закоренелый, могучий, старосибирский дуб на древнюю землю пожаловал. И даме на геройский локоть достойнее опереться.

- Дубы-то у нас не ведутся, конечно,- начал склоняться Лука Северьянович. - Стало быть, привинтить, говоришь?

- Всенепременно! Египтяне вам честь будут отдавать как старейшему воину. Ваша суровая биография рядового сибирских полков всему свету известна.

Подольстилась-таки. Обкуковала седого кочета.

- Тогда вот что, - примиряюще крякнул Лука Северьянович. - Тогда груздочков бы надо молоденьких присолить. Костенька уважает. С разлуки его даже про­слезить может. Из-под родимых березок душок...

- Перепел вы мой вдохновенный! - поспешный поцелуй ему в сивую заросль вонзила.

После достигнутого согласия отослали они международную телеграмму: «Ждем вызова».

На другое утро повесил Лука Северьянович корзину на локоть и пошагал по просторным березовым колкам. Гривки выбирал. По гривкам он толстенький, груздь, растет, упругонький. Как осос-поросеночек. Найдет запотелое в соках земных духовитое скользкое рыльце, осмотрит с исподу пушок, волоконца. Слезинку меж волоконцев старается углядеть. Коли гож, коль по нраву груздок - с ближайшей березки веточку сломит, обласкает ее тихим словом:

- Умница. В Египет листок твой свезу. Груздки твоей веточкой переложу.

Не по нраву - другой разговор:

- Самобытности в тебе нету, - укоряет груздя. - Икзотики недостаточно.

Готовит их под посол, а они, как серебряные рублевики, светятся.

- Интересно, употребляют ли их мусульманы? - гадает по ходу дела. - Возможно, с отдельным компанейским веселым феллахом араки восхряпнуть назреет момент... Закусь-то! Под такую - всю международную ярмарку с копытов долой.

Усолели груздики, закупили старики в сельпо чемоданы, сговорили соседку доглядеть по хозяйству в момент их отсутствия. По первому зову, как говорится, го­товы, а из Египта покуда ни весточки.

И вдруг телефонная вызывная. Через сельсовет. Приглашают Луку Северьяновича в райисполком. Одного. Без супруги.

Софью Игнатьевну такая неполноценность за сердце кусила.

- Надень орден! - настаивает. - В случае, если мне власти отставку затеяли, ты басом на них, на современную молодежь... С высоты подвига разговаривай.

- Ладныть, - пообещался Лука Северьянович.

Торопливо и уважительно усадила его секретарша.

Извинилась, исчезла в соседнюю дверь. Через минуту вытеснился из нее Заготскот, за ним Македон проследовал. Приглашают Луку Северьяновича. Поздоровался с ним председатель, усадил со всей чуткостью.

- Как здоровье, Лука Северьянович?

- Ничо себя чуйствую. Борзенько еще.

- Сердечко не балует?

- Не чуйствую покамест.

- Дровишек, сенца заготовили?

- Дрова соковые ноне нахряпаны, сено под дождичком, правда, случилось.

Еще два-три «обиходных» вопроса - и приступил председатель к сути:

- Крепитесь, Лука Северьянович. Прискорбно обязан я вас известить, что внук ваш Константин Гуселетов отважно и самоотверженно погиб...

Наклонилась и замерла в голубой седине голова. Задавил короткое первое всхлипывание. Задавил и второе. Чего-то отглатывал долго. Молчал.

Когда изготовился всякую боль вместить, бестрепетно поднял взор:

- В сраженьи... случилось? Или... от техники?..

- Тут письмо нам, - развернул листки председатель.

* * *

...Отдел кадров, оказывается, не от праздного любопытства про руку - закрепла она или нет - вопросик ввернул. На всякое можно рассчитывать. Туристов-то в Египет не суздальским пряником зазывать. И пирамиды, и сфинксы, и храмы тысячелетние, и мертвые города, и те же верблюды. Софья Игнатьевна не обмолвилась, когда про них заикнулась. Для богатеньких старушенций предел молодечества на лежачего дрессированного верблюда залезть, а потом, когда он поднимется, улыбку потомству изобразить. «Вот она я - джигитка, в девятнадцатом веке зачатая». А иная еще и на араба взберется, дабы он ее на закукорках на Хеопсову пирамиду вознес. И возносит. За бакшиш - сам шайтан садись...