Римляне

Зена наблюдала за тонущим кораблем до последнего. И только когда воды окончательно сомкнулись над ним, поспешно образуя воронку, она развернулась и принялась размеренно работать руками, уплывая прочь. И от места кораблекрушения, и от Терсита, который, чудом не попав в водоворот, теперь орал что-то дурное позади, явно желая, чтобы Зена забрала его с собой. Но у нее на остаток этой ночи были другие планы.

Рим был где-то впереди, Зена посматривала на звезду, которая всегда вела ее в пути, и думала о том, что скоро доберется до своей цели. Мыслей о смерти не возникло ни разу: она не может умереть. Она обязана вернуться, обязана это сделать, потому что обещала. Не сейчас, не через год, но однажды Зена снова ступит на землю Греции, поцелует песок и свою Габриэль.

Зена вернется, потому что ее ждут. А это самое главное для путешественника – помнить, что где-то позади осталось любящее и любимое сердце, которое верит.

Шторм затих, словно Посейдон, разметав по волнам корабль, успокоился вдруг. Зена знала где-то внутри, что все не то, чем кажется, и оттого попыталась ускориться, желая достичь берегов римской территории как можно скорее.

Доспехи тянули вниз. Шакрам то и дело грозил соскользнуть с пояса и навсегда остаться в морской пучине на потеху божественным детям, рыскающим в поисках забав. Волны, оставленные безумствующим ветром, недовольно ворчали, раскатывали вокруг Зены воду, шептали о чем-то своем. Язык их был Зене незнаком, да она особо и не прислушивалась.

Усталость давала о себе знать. Посейдон усмехался где-то в своей немыслимой глубине, следя за смертной женщиной, сражающейся с его мороком. Зена готова была поклясться, что слышит эти смешки. Что-то касалось ее ног то и дело, но касания были легки и почти не раздражали. Зена не знала, рыбы ли это или кто похуже, и упорно плыла вперед, время от времени сплевывая соленую морскую воду, так и норовящую забраться в рот.

Берег уже показался вдали, когда кто-то схватил вдруг Зену за ножны и потянул назад.

– Дочь вшивой суки! – заорал, захлебываясь, Терсит, когда женщина развернулась к нему. – Думала, я подохну, да?! А я выжил!

Он хлебнул воды в тот самый момент, когда снова разинул свою вонючую пасть для оскорблений. Зене даже не нужно было ничего делать, она молча смотрела, как Терсит борется с собственной усталостью. Сколько сил пришлось ему приложить, чтобы догнать ненавистную гречанку?

Он вновь потянул руки, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, но Зена с легкостью отпрянула в сторону, сохраняя дистанцию. Она не собиралась спасать эту Харонову шавку: пусть идет тратить награбленное в Аид.

– Что ты смотришь?! – Терсит уже не кричал – он хрипел, соленая вода разъела горло, мешала дышать, выливалась из носа и окрасила алым белки глаз. – Что ты смотришь, сучья дочь? Помоги мне!

Зена ничего не ответила. Ни единым мускулом не дернула, лишь позволила себе скривиться в непонятной гримасе, отдаленно напоминающей улыбку, когда Терсит, хлебнув в очередной раз Посейдоновой горечи, взмахнул уставшими руками и скрылся с головой под водой. Неосторожные волны толкнули было его в сторону Зены, но воительница тут же отплыла еще чуть дальше.

Сегодня был не день для того, чтобы спасать чью-то жизнь.

Вдали от Габриэль Зена позволяла себе сбросить маску, привычно натягиваемую ею каждое утро. Маска та уже потрескалась от времени, белая краска облупилась. Зена испытывала невыразимое облегчение, когда снимала ее. Иногда ей и вовсе хотелось разломать этот надоевший, неприятный, нереальный облик, но тогда она сразу вспоминала, сколько сил и времени положила на то, чтобы добиться нынешней легенды. Те, кто помнил ее Зеной-Завоевателем, Разрушителем Наций, Грозой Миров, медленно, но верно уходят в могилы. Их мнение оттуда никого больше не интересует, на смену им поднимают головы те, кто знаком с Зеной-спасительницей, Зеной-лекарем, Зеной-другом. Зена откликается на все эти прозвища: так удобнее. Больше доверия, больше пространства для маневра в случае чего. Габриэль не знает, конечно. И никогда не узнает, сколько крови Зена оставляет за собой, когда вырывается на свободу.

Терсит утонул. Пару раз он еще всплывал, судорожно маша конечностями, хватая ртом воздух вперемешку с водой – Зена видела его выпученные глаза, надувшиеся на лбу вены, – а потом вдруг больше не появился. Зена была рада не видеть его мерзкую рожу, в агонии не ставшую краше. Смерть, даже столь близкая, не страшила ничуть: Посейдон еще долго не отпустит утопленника, а уж Гекате на потеху не отдаст вовсе. Не в море. Река – совсем иное дело, там мелко и неинтересно, там негде развернуться. Тех мертвецов Посейдон не считает, их ему не жалко. Другое дело – море.

Совсем другое дело.

Потихоньку светлело. Зена попыталась прибавить скорости своим гребкам, но быстро поняла, что в этом нет смысла: она и так уже скоро доберется, а тратить последние силы и выползать на берег, едва дыша…

Только не на римский.

Доспехи под конец стали совсем неподъемными, хотелось избавиться от них и плыть дальше налегке, но впереди был не родной дом, так что об этом желании можно было забыть.

Краем глаза Зена видела черные тучи на горизонте. Они неохотно следовали за ней, напоминали о себе, не позволяли расслабиться. Где-то там, на дне, удовлетворенный жертвой, Посейдон созерцал воительницу, ласкал ее слабыми волнами, позволял думать, что все хорошо.

Зена понимала, что ничего хорошего не будет до того момента, как она выберется на берег. Ни мгновением раньше, потому что только твердая опора под ногами даст ей все, к чему она так стремилась.

Наконец, подошвы сапог уперлись в песчаное дно. Ощутив быструю и болезненную усталость, сводящую плечи и бедра, Зена выпрямилась. Радость медленно заполняла собой сердце. Вода стекала с черных волос, обрисовывала узор доспехов, пробиралась под них и неприятно хлюпала в сапогах. Зена хотела бы остановиться, перевести дыхание и стащить обувь, чтобы можно было продолжить путь, но лошадиное ржание вынудило ее вскинуться. Рука привычным жестом легла на шакрам. И тут же расслабилась, вытягиваясь вдоль тела.

Римляне.

То, что надо.

Их было четверо, все верхом, все в полной амуниции, блестящей и новенькой. Первые лучи рассвета бродили по серебру доспехов, ласкали морды лошадей и загорелые лица всадников. Дозор, должно быть. А может быть, боги послали чуть удачи, и вон за тем большим холмом окажется нужный город.

- Quis enim es tu? – грубо и отрывисто, будто пролаял, спросил первый подъехавший. Он ничем не выделялся – ни статью, ни одеждой, но Зена нутром почуяла: главный.

Улыбка тронула просоленные губы воительницы.

То, что надо, и никуда не нужно идти.