Денисенко И.В. - Степь

Вот, к примеру: художник надеется, что своими картинами увеличит количество красоты в мире, писатель надеется своими произведениями увеличить количество доброты, композитор своей мелодией разбудить в людях чувство прекрасного, воин надеется, что убив врага, он защитит безвинных. Только я уже ни на что не надеюсь. Мои враги из будущего давно перестали меня преследовать, значит удалось это будущее как-то изменить, что они перестали существовать. При Екатерине нам, беженцам из будущего, удалось собраться вместе, а при Петре мы уже начали претворять планы в жизнь. Поначалу, пытались предотвратить некоторые критические ошибки развития и негативные их последствия. А чем дальше, чем глубже в прошлое, тем более дикие нравы и варварские обычаи открывались нам. И Дервиш решил, что нужно не только влиять на события, перекраивая историю, а нужно изменять самих людей, и тогда история перепишется сама. Легко сказать? Да и кто мы такие? Изгои, беженцы из собственного времени, которые, во-первых, пытались как-то выжить в прошлом, а во-вторых, как-то это прошлое изменить, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Ведь такую возможность грех не использовать. Но воспитывать людей – я пас! Но Дервиша неожиданно поддержала Немезида, психолог, психоаналитик, профессиональный гипнотизер, одним словом ведьма, моя любимая ведьма. И на голосовании, я оказался в меньшинстве, пришлось подчиниться их решению. Не знаю, как далеко бы мы продвинулись в этом деле, без технической поддержки, но тут появился Очкарик, и благодаря ему, мы смогли путешествовать не только в прошлое. Его изобретение мы назвали гипноизлучатель (не помню, из какой книги взяли это название, тем более что к гипнозу прибор не имел никакого отношения, только к излучению), и опробовали на одном населенном пункте, небольшой деревне в бескрайних лесах, проследив последствия в будущих поколениях. Да, эти люди не были способны на подлость, на зависть, на ложь, на все те низменные чувства и поступки, что присущи обычным людям. Хорошие, добрые, отзывчивые люди у нас получились, и они рожали таких же добрых и отзывчивых детей. А через двести лет не осталось ни одного их потомка…. Их резали, убивали, забирали на войну, обкладывали непосильными налогами. Они плакали, молились Богу, просили о пощаде, работали не покладая рук, дохли с голода, потому, что очередные грабители у них отняли всё. И среди них не нашлось ни одного, кто дал бы отпор захватчикам, кто постоял бы за себя, и свою родню. Убийство было табу, вписанное в генах.

Сурчиная косточка в моих руках сломалась. И в душе моей что-то сломалось. Да, я по прежнему молод телом, но я не верю, что люди когда-нибудь по своей воле станут людьми. А если станут, то их потомки опять превратятся в свиней алчущих денег и зрелищ, бездушное общество потребителей. И я давно не надеюсь на лучшее, втайне от товарищей, а просто стараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы это мир не стал хуже, чем он может стать. Вот и от друзей у меня появилась тайна, в которой я им никогда не признаюсь. Хотя они друзья, настоящие друзья, и возлюбленная моя настоящая. Но в душе опять росла убежденность, что я чужой… Всем чужой. Чужой был в своем времени, в любом коллективе, и везде, где бы я ни был, с раннего детства. Так же, как чужой во всех временах и народах, куда меня забрасывала судьба. Есть у кыпчаков такое слово – туажат, рожденный быть чужим, видимо, это про меня…

***

Немене - непонятный (кыпч.яз.)

Непонятно было абсолютно всё. Ни куда они попали, ни как отсюда выбираться, и что теперь делать без лошадей? И пока Сауле и Ертай изумленно и восторженно изучали новый диковинный мир, следопыт внезапно понял, что он знает названия и назначения объектов. Там вдали высились небоскребы городских зданий, а никакие не горы или игрушки великанов, и не змей это, а асфальтированная дорога, которая и ведет в город. Знания словно проснулись в Газарчи, но от этой крупицы того, что ему удалось вспомнить, он не испытал почти никаких эмоций. Безразличие с легким налетом тоски и отвращения, и это можно было объяснить только тем, что в этом мире больших городов и чудесных механизмов, следопыта никто не любил и не ждал. Скорее наоборот…

А вот степь Газарчи любил всей душой и чувствовал её, ощущал весь этот необозримый простор, над которым вечно поёт свою песню ветер. Мир, где солнце всегда всходит на восходе, и заходит на западе, где старость уважают, а бездомным дают приют, где слово родственник не простая констатация факта, а реальная помощь рода. Где люди радуются просто тому, что светит солнце или луна, теплу очага и женской ласке, улыбаются, слыша детский смех. Истина проста, как просты радости этих людей. Она где-то рядом, нужно только вспомнить. Вспомнить свою прошлую жизнь, какой бы неприятной и горькой она ни была. Но именно в сравнении прошлого и нынешнего, истина откроется – Газарчи в это верил. Да и звали его вроде бы не Газарчи, и не следопытом он был, а бродягой, бродячим философом. Прозвище крутилось на языке, но следопыт его так и не смог вспомнить. Одно, он знал четко, стоит кому-то назвать его прежним именем, он сразу его узнает. А пока… пока нужно было решать насущные проблемы.

- Апашка (сестренка), смотри! – кричал Ертай высоко поднимая над головой прозрачную пластиковую бутылку, найденную в кювете, - Ты такой бычий пузырь видела?! Чтоб мне лягушкой стать, в жизни не видела!

- А у меня вот, что есть! – Сауле повертела в руках блестящую на солнце фольгу, то ли от сигарет, то ли от шоколадки, и показала Ертаю язык.

Дети, ей Богу! Дети! – подумал Газарчи, с улыбкой смотря на них. Только две минуты назад готовы были подраться, а сейчас лучшие друзья.

- Эй! Пошли собираться, - крикнул им следопыт, - бычий пузырь неси сюда, сейчас покажу, что с ним делать.

Бутылка, к сожалению, оказалась без крышки, но вырезать и подогнать под неё пробку из ветки, было делом двух минут. Еще пара минут, и из шнурка, привязанного к горлышку, получилась удобная ручка для переноски. Полтора литра воды, никогда лишними не будут. Мало ли, что с ними ещё в этом мире случится, может? При мыслях об этом, по лицу Газарчи, словно тень прошла. Было не совсем понятно, что это за мир, где они оказались? Все признаки присутствия цивилизации на лицо - бутылки, окурки, банки вдоль дороги, а самих людей нет. Не могло быть, чтобы по такой дороге, за полчаса не проехало ни одного автомобиля. А ведь никого и ничего. Было такое ощущение, что людей здесь нет. Ни на дороге, ни в далеком городе. Что это? Как? Вымерли все? Не похоже. Не верилось. Следопыт сердцем чувствовал, что это не так. Скорее люди были, просто именно в этой части мира, в которой оказались трое беглецов, людей они не могли видеть… Как лед, лежащий на дне реки. Он есть, но через воду его не видно, потому что лед прозрачен как и вода, и виден он будет только, когда река замерзнет. А льду будет видна вода, когда он сам растает. Но если они трое – кусочки льда - растворятся, то будут принадлежать этому миру. Река…. «Река времени и пространства. И мы сейчас объекты, находящиеся в другой плоскости, частично в другом измерении» - подумал Газарчи, лихорадочно соображая, последствия того, когда измерения полностью совместятся… Лед растает.