Денисенко И.В. - Степь

К пропаже дочки Байрам отнесся, мягко говоря, нервно, а попросту впал в бешенство. Орал и топал ногами по земле, словно она в чём провинилась. Слюна, вылетающая изо рта, пошла пеной и сползала по тройному подбородку, наподобие детской отрыжки, придавая орущему вид эдакого толстого бутуза переевшего грудного молока, и неумело сплюнувшего излишек обратно. Забавный такой бутуз килограмм на сто пятьдесят весом. Но, не смотря на нелепый вид, над Байрамом никто не смеялся, поскольку камча в его руке периодически свистела, рассекая воздух, и опускалась на плечи и головы провинившихся слуг. Тяжелая плеть рассекала одежду, а вид крови приводил Байрама в еще большее исступление. А всё дело было в том, что помимо того, что дочь пропала, так его нукеры, настигнувшие сватов Аблая, Сауле у них не обнаружили, и проболтались о пропаже невесты, так еще и оскорбили гостей, обыскав их грубо и бесцеремонно. А после обыска, некоторые дары Байрама у сватов загадочным образом пропали, о чем гости сразу уведомили уважаемого Аблая, которого Байрам ненавидел всей душой, но с которым по некоторым соображениям спешил породниться. Исповедуя принцип – держи друзей рядом, а врагов еще ближе.

На поиски пропавшей дочери Байрамом были посланы все нукеры, все до последнего. Разбившись на три отряда, они разлетелись в разные стороны по степи, обшаривая близлежащие аулы, и стойбища. Но и Аблай времени даром не терял, он тоже искал невесту, но не по причине душевной привязанности, коей не могло быть, и даже не потому, что его оскорбила потеря невесты, как думали многие. А батырам своим он отдал тайный указ, что они должны найти Сауле раньше нукеров Байрама, и постараться сделать так, чтобы её никто не нашёл. Мало ли в степи безымянных костей? Женится, и платить непомерный калым Аблай не хотел, но гонца с горестной вестью о пропавшей невесте и коварстве Байрама, ограбившего его сватов, послал к железному хану. Темиртас на новость отреагировал по своему – промолчал. Что ему дела слуг? Когда с Юго-Востока по донесениям других гонцов движется вражеское войско. Войско это еще никто не видел, но то, что оно есть – сомнений не вызывало, поскольку отряды вражеских лазутчиков были замечены то там, то тут. И на мелкие селения они даже осмеливались напасть, и уже угнали пару табунов лошадей. Впрочем, табуны удалось отбить, а лазутчики под натиском превосходящих сил противника, бросив скот, растворились в степи. Не спокойно было в степи, и на душе у Темиртаса было не спокойно.

А тут события приняли неожиданный оборот, на людей Байрама нашедших хозяйскую дочь напали джунгары. Нукеры спасались бегством, когда на пути повстречали отряд Аблая. Пока они разбирались, кто-зачем-куда, подоспели джунгары. В сечи пострадали все, причем выжившие воины Байрама, утверждали впоследствии, что им пришлось биться и с джунгарами, и с воинами Аблая, которые непонятно почему поддержали врагов. Воины Аблая говорили совершенно обратное, мол, они подоспели на помощь к людям Байрама и схватились с врагом, когда Байрамовские нукеры подло ударили им в спину. Кому из них было верить? Спросить у джунгаров? Так где их искать? Одни утверждали, что перебили их всех на месте, другие, что ускакали они, спасаясь от кыпчаков. В любом случае, судьба Сауле оставалась неизвестна. Среди погибших её не было, и среди живых никто не видел. Были предположения, что досталась она джунгарам, или убежала в этой суматохе в степь. Но так, или иначе, как о живой о Сауле уже не говорили. Безутешный Байрам поклялся своей седой головой, что отомстит за её смерть и затеял собирать войско среди близких и дальних родственников, чтобы идти войной на подлого Аблая. Бек в долгу не остался, тоже собирал воинов. Темиртас скрипел зубами, мирить и судить он не хотел, а потому велел созвать на суд биев (народных судей), которые бы рассудили и не дали разразится большому кровопролитию.

***

- Когда грудь полна гнева, человек не владеет собой, языком тем более не владеет*…, - круглоголовый мой собеседник и попутчик, с которым я случайно столкнулся в степи, нисколько не вспотел, хотя солнце жарило так, словно собиралось запечь нас живьем на обед.

- А всё от чего? К чему мы стремимся? Ради чего живём? Мы только и думаем, как бы увеличить свои стада и табуны, обеспечить скотом не только себя, но и детей. Когда же это удаётся, стада передаются пастухам, а новоявленные баи, лишь едят до отвала мясо, досыта пьют кумыс, забавляются красавицами, да бегом скакунов. Если зимовки становятся тесными, начинают борьбу с соседями. В ход идут кляузы, подношения хану, кровная месть…, - седло скрипнуло под грузным телом, от того, что уважаемый Кармыс поерзал, устраиваясь поудобнее, - И однажды черной песней рождается мысль: Пусть народ беднеет всё больше, ибо, чем больше бедняков, тем дешевле их труд. Мы мечтаем об обнищании соперников, те хотят, чтобы разорились мы. Так скажи мне, возможно ли нам желать добра друг другу?*

Я согласно кивнул. Так. Все именно так и есть, и будет еще долгое время, пока общество не разделится окончательно на рабов и господ. Рабов будут клеймить микрочипами, следить, чтобы они не разбогатели. Создавать общество потребителя, втюхивая свою продукцию покорному быдлу, навязывая приобретения «модных» вещей как жизненно необходимых, чтобы каждый раб приносил прибыль хозяевам, приобретая весь этот хлам. А те, кто не сможет вписаться в этот образ жизни по тем или иным причинам, окажутся за бортом буквально - будут отправлены в концентрационные лагеря, где будут работать за кормежку.

Прошла неделя, как я вырвался из проклятых земель, и всё еще петлял зайцем по степи в поисках Дервиша. За это время у меня создалось стойкое убеждение, что неизвестный следопыт, побывавший в этих землях до меня, и есть Дервиш. Но следы следопыта терялись, такая вот тавтология. Следопыт попал в какую-то темную историю с байской дочкой, которую он то ли похитил, то ли сама она с ним сбежала. Второе более вероятно. Дервиш любил женщин всегда, и монахом не был, и женщины, не смотря на его миролюбивую жизненную позицию. Э-э-э, как бы выразится покорректнее, мачо он никогда не был, но женщины его любили. Понять феномен его успеха, я никогда не мог. Но факт остается фактом. Меж тем из-за потерянной или похищенной байской дочки скандал разразился не шуточный, пахло междоусобной войной. Для разборок были приглашены народные судьи, с одним из которых я случайно встретился в степи. Бия звали Кармыс ( кармыс – тюрк. народ, скорее всего прозвище), и судя по высказываниям, - судья своему имени соответствовал на все сто. Встреча с мудрым человеком меня не удивила, мудрецы были во все времена и у всех народов, но порадовала, тем более, что его мысли были созвучны моим. Только вот выхода из создавшейся ситуации, Кармыс тоже не видел. Он констатировал факты, и говорил о том, что люди должны быть лучше, чище, богобоязненнее.