Денисенко И.В. - Степь

Та-а-а-к… Видно плохо, но мясо уже, кажется, прожарилось.

- Хош кельдениздер! - (добро пожаловать) крикнул я в темноту, и приступил к трапезе. Ощущение, что за мной наблюдают, появилось недавно и становилось всё навязчивей. Опасности я не ощущал, но неприятно как-то сидеть и жевать, когда в затылок смотрят. Так и есть, не ошибся. Наблюдающий подумал, что я его заметил и решил больше не прятаться. За спиной раздались легкие, чуть слышные шаги. Так мог ходить либо профессиональный следопыт, либо легкий человек, ребенок например. Но того, кто появился в свете костра, я, честно говоря, не ожидал увидеть.

- Саламатсызба ага Наркескен!

- И тебе не хворать бала (мальчик).

- Меня Ертай зовут, ты не помнишь меня? – произнес мальчишка неуверенно и робко.

- Хочешь, есть Ертай? – спросил я, и, не дожидаясь ответа, протянул ему прямой джунгарский палаш с нанизанными на него ломтями жареного мяса. Тот опасливо принял в руки палаш, и продолжал смотреть на меня, сверля глазами.

- Жуй, не стесняйся, - кивнул я с улыбкой.

- А ты, правда, живой? Кармыс сказал, что похоронил тебя?

Ах! Вот оно что! Мальчишка думает, что я покойник.

- Живой как видишь, мертвые в пище не нуждаются. Да ешь, ты! Не бойся, не отравишься.

И мальчишка потихоньку увлекся мясом, и стал жадно и торопливо его поглощать. А я искоса наблюдал за ним. Лицо исхудавшее, сам грязный, осунувшийся, потрепанный, словно после долгой дороги, хотя тут по моим подсчетам на хорошей лошади часов шесть ходу до аула. Понятно, что бий добрался и рассказал новости, но какая нужда погнала мальчонку в ночь? Неужели меня найти решил? Зачем? Если ему сказали, что я покойник?

- Поел хлопец? – спросил я, увидев, что Ертай последние куски стал, есть медленно, и слегка осоловел. – А теперь рассказывай, что тут делаешь?

Ертай растерялся, он не знал, что сказать и неожиданно для себя выдал:

- Помочь нужно одному человеку… он по моей вине ни за что в яме сидит….

***

Ночью из ямы почему-то отчетливо и ясно видны звезды. Лучинки, исходящие от них казалось можно пересчитать, но следопыт знал, что это лишь оптическая иллюзия и преломления света, исходящего от звёзд, в атмосфере планеты. Но всё же, всё же…. Может на одной из них, на далекой планете в такой же яме лежит сейчас мыслящее существо и смотрит навстречу Газарчи. О чем оно думает? Что видит? Готовится ли принять смерть на ханском суде за украденную чужую невесту? Мечтает ли о справедливости? Или справедливость это только иллюзия, возникшая по желанию людей, в суровой действительности? Ничего этого следопыт не знал. Одно, он знал точно. Ему нужно освободиться и бежать. Сауле в ауле нет, а значит, она осталась где-то в степи и ещё возможно жива (а значит, ему нужно поторопиться и её найти). Об этом ему рассказал Серикали, охраняющий яму с пленником. А так же вкратце поведал о том, чего собственно от Газарчи ждёт Байрам. А ждал он, что следопыт признается на суде, что украсть Сауле его нанял Аблай, чтобы не платить за невесту калым. И следопыт должен был встретиться с людьми Аблая на ничейной земле и отдать им байскую дочь. Но нукеры Байрама их опередили, и настигли подлого следопыта. Но тут они столкнулись с воинами Аблая, которым на помощь пришли джунгары, с которыми у бека был тайный уговор….

Следопыт лишь покачал головой. Нужно было быть очень наивным человеком, чтобы поверить Байраму, что после такого рассказа Темиртас оставит его живым, а не прикажет снять с него кожу принародно. А если поверить в чудо и его не убьют сразу, то убить его очень постараются люди Аблая. Поэтому следопыт как стемнело, начал готовится к побегу. Самое сложное было не освободить руки, скрученные за спиной, которые он освободил легко. Пропустить тело через образованный руками круг, и перегрызть тонкий ремешок из сыромятной кожи, было делом нескольких минут. А вот незаметно выбраться из ямы оказалось сложнее. Полночи Газарчи выковыривал в твердой глинистой стене углубления, некое подобие ступенек для ног и рук, чтобы по ним можно было быстро вскарабкаться и выскочить одним махом. Глина поддавалась хорошо, но шорох привлекал внимание охранников, и каждый раз, как они заглядывали в яму, следопыт прикидывался спящим. Под утро, когда нукеры переговариваться перестали, следопыт понял, что пора. В мгновение ока, он взметнулся по стене и, бросив быстрый взгляд на спящую стражу, ужом пополз по земле. Но полз он не в открытую степь, которая начиналась прямо за ближайшей юртой, а к реке, где густой камыш надёжно скрыл бы его от преследователей. Туда, где паслись отпущенные в ночное лошади. И это не беда, что они без упряжи и стреножены, главное успеть уйти в степь как можно дальше, пока его не хватились.

Удача сопутствовала Газарчи во всём. Охрана не проснулась. Его побег никто не заметил. Пойманная лошадь не заржала сперепугу, оглашая на всю окрестность, что против поездки. Переправившись на лошади на другую сторону реки, он заложил на ней круг и переправился через реку еще два раза, чтобы сбить преследователей с толку. Пригодился и обрывок кожаного ремешка, которым его связали, он заправил его коню в рот, и пользовался им как уздечкой. Прикинув направление, где произошла битва между людьми Аблая и Байрама, он ударил коня пятками и поскакал, крепко держась за конскую гриву. Он знал, он верил, что Сауле не могла погибнуть, просто потому, что он так хочет.

А когда на рассвете нукеры обнаружили пропажу пленника, они не сразу сообщили Байраму, справедливо опасаясь хозяйского гнева. Байрам же, как не был зол и раздосадован этим обстоятельством, в погоню за беглецом никого не послал, не было времени. Его ждали в ханской ставке, и нужно было собираться незамедлительно. Поэтому, когда красный диск солнца появился на горизонте, всё войско Байрама было уже в пути. А впереди всех ехал сам бай, бий Кармыс скакал чуть поодаль. Ему очень не нравилась вся эта история со следопытом непонятно как втянутым в это дело, но своими размышлениями по данному поводу он ни с кем не делился. Поэтому скакал молча, и с Байрамом не разговаривал.

***

Земля дрожала от топота копыт, а степь менялась медленно и неторопливо, как в замедленной киносъемке. Порой мне казалось, что мы вообще топчемся на месте. Я злился, поскольку чётко понимал, застать пленного Дервиша в ауле не успею, единственный шанс перехватить его по пути. Можно мирно (в душе я надеялся на помощь, бия Кармыса), или почти мирно (не стоило сбрасывать со счетов байскую спесь). А вытащить Дервиша из ханской ставки без боя было просто не реально. Главное успеть, успеть пока с ним ничего не сотворили, пока он живой….

- Но! Шайтан! – вскрикнул я, погоняя джунгарского коня нагайкой. Матильда бежала на привязи чуть позади. Монгольский приём смены лошадей в походе, хорошая вещь. Устанет одна лошадь, пересяду на другую. Таким образом, монголы по сто пятьдесят километров за день проходили, если верить первоисточникам, а Очкарику я верил. Но то ли низкорослый конь подо мной был не совсем монгольский, то ли километры в те времена были в три раза меньше, то ли скорость два раза больше, но вот казалось мне, что мы еле-еле плетемся по степи. А сзади нас догоняло солнце.