Берт Стайлз - Серенада большой птице

— Но вот незадача, — продолжает Пит, — даже если ты будешь очень старательно относиться к учебе, не исключено, что от этой учебы мозги будут набекрень.

— Все может быть, — отвечаю я.

Наверное, все образование должно основываться на двух понятиях. Правда и Справедливость... и возможно, если так оно и будет, то спу­стя долгий и томительный период можно будет создать хоть какое-то подобие достойного мира.

Может быть, нужно чаще говорить такие фразы, как «Не пере­усердствуй» или «Да посмотри же хоть иногда со стороны и со сме­хом», чтобы угрюмые, сверкающие глазами личности не напускались со своими злющими законами или не выступали с чем-нибудь вроде национал-социализма.

— Бери еще клубнику, — подсказывает Пит. — У тебя такой вид, будто тебя осенило. Что происходит с тобой?

Смеюсь в ответ, приподнимаюсь и гляжу на солнце.

Если бы только можно было хоть раз в месяц подняться самым уважаемым мужам в мире и сказать всем людям, что они просто лю­ди, и полным-полно того, что надо сделать и узнать, а представление о том, что именно тебе открыта истина, здорова мешает другим делать добро и убивает всякую надежду и стремление к переменам!

— Пошли, — зовет Пит, — мы опоздаем в столовку.

После четырех фунтов клубники меня не очень волнует, опоздаю я туда или нет. Поднявшись, чувствую: голова идет кругом, а сам я как на ходулях.

Красотка по имени Августа

Августа стала писать все реже. Мне все труднее вспомнить, какие у нее глаза. Есть фотография, но она черно-белая.

Письма тоже становятся все спокойнее, и никаких стихов. Хотя на одно в старом духе она все же сподобилась:

« ...Наверное, ты поймешь, что я сейчас испытываю... если бы я только могла перелететь эти тысячи миль океана, чтобы просто об­нять тебя, и приласкать, и утешить, поверь, ничего больше не попро­сила бы от жизни... только быть тебе в помощь... ведь сейчас для тебя время испытаний... ах, если бы я могла все переиначить... поверь мне, всем сердцем я желаю этого... Я была бы тогда более разумной и по­няла бы то, что никогда раньше не приходило мне в голову или, вер­нее, о чем я не желала задумываться, — может быть, когда эта война кончится, у меня будет возможность доказать тебе, что я изменилась, будет, да?.. Может быть, и ты, пройдя через все это, больше поймешь в жизни ... и даже — Да! да! — и во мне... то, о чем ты раньше нe подо­зревал или не думала. Теперь я разбираюсь во многом гораздо лучше, чем прежде... я знаю, что самое хорошее, что заложено в тебе, именно сейчас и проявится... поверь мне, после всех этих испытаний ты ста­нешь лучше... Я хочу, чтобы ты мне доверял и знал, что на каждом дюйме твоего пути я неотступно следую за тобой, поддерживаю тебя, охраняю и молюсь о тебе всегда... нет, больше не могу писать, ты по­нимаешь, да? Но я буду писать тебе каждый день...»

Но не пишет, и правильно. Чего-то там себе придумала и старает­ся, чтоб так оно и было. Убеждает себя в том, что по правде-то сов­сем ей не нужно. Образовалась в ее жизни некая пустота, вот и пыта­ется ее чем-то заполнить.

Я не беспокоюсь за нее. Найдет себе что-нибудь еще, и вся эта муть из головы выветрится.

Она может стать для кого-то превосходной подружкой, а может и на всю жизнь заделаться страшной занудой, у нее в изобилии за­датков и того и другого.

Но она уже ушла из меня. Могу еще достаточно ясно представить себе ее облик, но того, что я однажды почувствовал, когда она проходи­ла через комнату, уже не вернуть.

Если бы это было все серьезно, то, наверное, стало бы грустно. За­бавная... но уже в минувшем... в минувшем навсегда.

По-прежнему дороги мне Розмари, Нэнси, Кэй, хотя думаю о них не очень часто. Возможно, пройдет лет пять, и они будут для меня та­кими же, как и Августа.

Итак, Пет у меня ничего, только кое-какие изжившие себя воспоминания да путаные мечты о девушке из-за гop, из-за туманов. о прин­цессе, которая явится из тьмы.

Тень

За пять дней мы сделали четыре боевых вылета. Спал в эту пяти­дневку от силы часов пятнадцать.

Мы летали на Мюнхен, потом вверх к Балтийскому в местечко под названием Пенемюнде, а теперь снова на юг — Аугсбург.

Задание — аугсбургский аэродром.

Взлет в пять двадцать, высоту набираем в облаках. То один слой проходим, то другой, а у земли к тому же был еще и туман.

Пою потихоньку, пока не наступает пора надеть кислородные мас­ки. Самолет у меня в руках, делаю все без подсказки Грина. Нам хватило трех боевых вылетов, чтобы войти в контакт.

Когда система автопилота согрелась, Грин перевел управление на нее. Облака болезненно серые и скучные. Без десяти шесть край серо­го пушистого покрывала желтеет, затем медленно начинает окраши­ваться в золотистый и мягко-оранжевый с тонкими розовыми поло­сками по самому верху, а одно яркое перо облака устремлено прямо к солнцу.

Машина с грехом пополам набирает высоту, и четвертый мотор перегрелся на 20—30 градусов.

Самолет ведущего где-то затерялся, и только перед тем как лечь на курс, мы выстраиваемся. Солнце возникает красно-оранжевым ша­ром в окружении легких вьющихся облачков, но потом затуманивает­ся, становясь серебристым, и облака стягиваются, образуя снежно­-пушистое царство над крапчатым мрамором Англии.

Мы идем замыкающими. Какое-то время веду я; когда Грин берет управление, слой облаков покрывается клубящейся дымкой.

8.12. Мы пересекаем побережье Бельгии с множеством отливных островов. Видны город с входящим в него водопротоком и дамбы.

Команда ведет себя спокойно.

Облака становятся тонкими и кудрявыми, как волосы чернокожих.

8.15. Разрывы зениток по правому авиакрылу.

8.25. Внизу все четко просматривается: крохотные зеленые остров­ки леса, маленькие кубики городков с тонкими изогнутыми полосками ферм.

8.50. Какая-то группа проходит через наш строй вперед. У веду­щего гордо поднята голова.

«Крепости» заполняют все небо, летят, покачиваясь от воздушных потоков.

8.58. Пересекаем Рейн.

Из-за гор вырастают тучи. Долетаем почти до Швейцарии, прежде чем развернуться и идти на аэродром.

Пролетаем над горами, видны широкие долины, озера, снега. Ищу глазами лыжников, но их нет, может, снег слишком рыхлый. Хотел увидеть всплески рыб в озерах, но они, верно, еще спят. Слишком для них рано.

— Связь! — зовет Пит.

Я подключаюсь.

— Бандиты в районе цели... поняли меня, «Меч-рыба»?.. Бандиты в районе цели...

«Меч-рыба» подтверждает.

— Идут! — докладываю Грину. Похоже, «фокке-вульф», затем еще один, чуть ниже. — Слева сверху возвращается, — продолжаю докла­дывать.

«Мессер» делает заход справа сверху.

— Внимание! — ору я.

Мок открывает огонь. Турель тоже дает очередь.

— Пошли вниз! — сообщает Мок.

Слева сверху, там, где идет другое крыло, небо в зенитных раз­рывах.