Ли Хочхоль - Уйти и не вернуться

– Что так долго?

Стоя к фотографу боком и засунув одну руку в карман брюк, Квансок время от времени недовольно спрашивал его. Тот, истекая потом, мямлил:

– Ну, потерпите еще немного.

Как раз когда фотограф не без труда все подготовил, сняв очки, подошел Инхван и аккуратно прислонился к дереву. Он был одет в черный пиджак и белые брюки. В этот момент все сразу умолкли и, в общем, без видимой причины подумали, что в последнее время отношения между Инхваном и его женой, видимо, испортились – по сравнению с женой Инхван выглядел таким бледным, как человек, у которого пропало всякое желание жить. Квансок, увидев Инхвана, слегка улыбнулся и кивнул ему головой. В ответ Инхван тоже кивнул, не выразив при этом никаких эмоций, снова достал носовой платок и протер им стекла очков. Стоявшая среди женщин жена Инхвана посмотрела на мужа и слегка нахмурилась. В этот момент Тучхан, который с безразличным видом издалека наблюдал за женщинами, отвел глаза и посмотрел на видневшиеся вдали горы.

Надо было разделиться на группы по восемь человек. Понятно, что старики группировались со стариками, женщины с женщинами, молодежь – между собой. На это тоже ушло много времени. Когда стали фотографироваться, Квансок, как всегда шумно, руководил этим процессом:

– Вы, бабуля, встаньте так. Так, хорошо. И вы тоже просто так стойте, не шевелитесь. Ну как обычно. О, вот правильно, правильно. Теперь не двигайтесь. Тихо, тихо. Все, готово!

Женщины, прикрыв рот рукой, смеялись. Жена Квансока, одетая в желтую кофточку, покраснела от смущения, но тоже засмеялась. Когда их глаза встретились, Квансок с гордым видом отвел взгляд в сторону. Но как только настала его очередь, все снова засмеялись: заложив руки за спину, растянув губы в линеечку, Квансок, как столб, встал рядом с главой управы.

Вскорости Квансок с какой-то папкой под мышкой грохоча мчался на велосипеде в город. На выезде из деревни он столкнулся с Тучханом, который стоял, засунув руки в карманы темно-зеленой куртки. С явной неприязнью, светившейся в глазах, он спросил:

– Ты куда?

– В город, – несколько смущенно ответил Квансок.

– Зачем?

– Откуда мне знать, зачем вызывают, я и без того занят по горло.

Тучхан был начальником инспекционного отдела молодежной организации Кореи, но к делам деревни особого энтузиазма не проявлял. Вразвалку расхаживал по деревне, иногда заходя на скотный двор, где, достав маленькое зеркальце, выдавливал на лице прыщи. (Тучхан втайне был влюблен в жену Инхвана.) Изредка, правда, но без особого интереса он спрашивал людей о делах Квансока, который слишком часто ездил в город. Так он хотел показать всем, что все-таки интересуется делами деревни, и, когда Квансок возвращался из города, Тучхан требовательным тоном расспрашивал его о новостях. При этом в его голосе обычно чувствовалась некая внушительность, давившая на Квансока, но иногда он просто ухмылялся, глядя на напомаженные маслом волосы друга, который всегда в такие моменты краснел и очень смущался. Все дело было в том, что шумный, безалаберный Квансок постоянно ощущал превосходство Тучхана, поэтому при людях он, по возможности, старался избегать общения с ним. Если же этого сделать не удавалось, Квансок, как всегда, краснел и смущался, что в общем-то было ему не свойственно. И все-таки по виду Квансока было понятно, что он чувствовал себя виноватым в том, что обошел Тучхана в должности. Хотя Тучхан значительно лучше учился в школе, тем не менее ему пришлось остаться в деревне и заниматься сельским хозяйством, тогда как Квансок с помощью своего дяди устроился на работу в контору рыболовецкого кооператива, которая находилась в городе. Именно с тех пор Квансок и начал чувствовать вину перед Тучханом. А Тучхан особенно раздражался, когда Квансок, вернувшись из города после работы, на всю деревню хвастался тем, что сегодня он посмотрел фильм «Чхунхян».

В тот год, когда Квансок получил серьезное повышение в кооперативе, пришло освобождение [1] 15 августа 1945 года Корея была освобождена от японского колониального господства. . Ему пришлось снова вернуться на работу в деревню, однако он всем говорил, что здесь не задержится и что, как только положение в стране стабилизируется, он снова вернется в город на прежнюю работу. Но время шло, ничего не менялось, хотя Квансок по-прежнему твердил, что скоро отсюда уедет. Несмотря на то что Квансок оказался в том же положении, что и Тучхан, чувство вины перед ним не исчезло, что, в свою очередь, очень раздражало Тучхана. Поэтому, когда в их деревню вошла Национальная армия, Квансок порекомендовал своего друга на должность начальника инспекционного отдела молодежной организации Республики Корея, и после того, как Тучхан занял эту должность, Квансок словно почувствовал некоторое облегчение. Однако отношение Тучхана к Квансоку почти не изменилось. Он по-прежнему грубил ему, выражая неприязнь и свое превосходство. Однако, когда Тучхан думал о жене Инхвана, он сразу становился застенчивым, а представляя ее в объятиях тщедушного мужа, краснел и смущался. Но этим все и заканчивалось – если что-то и можно было добавить к этому, так только то, что в яркий солнечный день он тщательно разглядывал себя в зеркальце на скотном дворе чьего-нибудь дома. Квансок тоже – не будь он Квансоком, наблюдая за Тучханом, обо всем догадывался и, посмеиваясь в душе, думал: «Тоже мне влюбленный».

Когда, весело крутя педалями велосипеда, Квансок выезжал за деревню, ему начинало казаться, что все его здешние дела – это детская игра, а весь окружающий мир вращается только вокруг него, и в этом сладком заблуждении он начинал самодовольно насвистывать одну из старых японских песен: «Дует вечерний ветер… А повозка едет, едет».

В этот день, уже к вечеру, Квансок вернулся в деревню с приказом из штаба корпуса о реквизиции волов. Это была трудновыполнимая задача. По деревне молниеносно поползли тревожные слухи. К ночи в деревенской управе срочно собрали специальное собрание. Как только Квансок закончил свой довольно сумбурный доклад и чтение документа, началось обсуждение. Хозяин дома «У ивового дерева», одетый в кожаную куртку, искоса взглянув на деревенского главу, спросил:

– Ну что будем делать?

Тогда хозяин дома «У тигрового камня», повернув голову в сторону задавшего вопрос, сердито крикнул:

– Что за вопрос. О чем тут говорить? Надо снова ехать в город и умолять власти войти в наше положение. Иначе мы останемся совсем без волов.

В ответ на эти слова Квансок тоже сердитым голосом сказал хозяину дома «У тигрового камня»:

– Хорошо вам так говорить. Я хоть и бываю там каждый день, но с этим поделать ничего не могу. Я им уже и так все сказал – и что коммунисты забрали у нас волов, и что если они заберут последних, то мы не сможем работать в поле. Мне на это ответили, что хотя и понимают наше положение, но сделать сейчас ничего не могут. Однако пообещали вернуть нам наших волов и даже в большем количестве, как только наведут порядок. Они так просили нас потерпеть, что мне стало совсем неудобно. Представьте себя на моем месте, не я их, а они меня умоляли войти в их положение.