Элизабет Джейн Говард - Смятение

– Каникулы же, тетя Рейч. Ты, наверное, и не заметила. Ой, да. И я попрошу Арчи повести меня в «Камеру ужасов» в Музее мадам Тюссо. Ты их видела, да?

– Видела, наверное, только много лет назад.

– Ну и что это за ужасы? Потому что мне лучше узнать до того, как я пойду. Невилл притворяется, будто видел. Говорит, по полу кровь течет, но меня кровь не очень-то интересует. Еще он говорит, что там раздаются стоны, как от пыток, но я не сильно верю, он же постоянно что-то выдумывает. Так слышно стоны?

– Я уж сто лет как там не была, уточка моя, не помню… разве что сцену казни бедняжки королевы Марии Шотландской. Но, думаю, на каникулах мамочка как-нибудь свозит тебя в Лондон.

– Сомневаюсь. Она меня возит только в больницу Танбридж-Уэллс к зубному. А знаете, какой нелепый мистер Алабоун? Когда входишь к нему в комнату, он всегда стоит у кресла и делает два шага вперед, чтобы пожать тебе руку. Так вот, на ковре два протертых места, там, где он делает эти шаги, смотрится и вправду убого, а если бы он походку сменил, такого бы не было. Если подумать, человек, которому хватает ума делать дырки в чужих зубах, должен это понимать, правильно? Я указала ему на это, потому как шансы, что ему удастся купить новый ковер, во время войны довольно шаткие. Он же просто пробормотал: «Вполне, вполне», – и я поняла, что он и внимания не обратил.

– Люди редко следуют советам, – рассеянно заметила Рейчел.

Ум ее занимали подсчеты, сколько раз она умоляла Сид не жить на бутербродах, найти жильца, который, по крайней мере, возьмет на себя долю расходов по дому и, возможно, будет понемножку готовить. «Мне нравится самой вести хозяйство. Потом, когда ты приедешь, любовь моя, мы сможем вести его вдвоем», – только и сказала Сид на это. Сегодня вечером будет еще один такой (все более и более редкий) раз. Наверное, подумала Рейчел, мне следует научиться готовить. В конце концов, Вилли же научилась; впрочем, Вилли так легко даются любые новые дела.

– Зачем ты берешь так много носовых платков? Собираешься в Лондоне ужасно грустить?

– Нет. Только Дюши всегда велела мне брать шесть на выходные и дюжину, если мне случалось уезжать на неделю. Это просто вошло в привычку. Понимаешь, каждый день нужно доставать свежий платок, даже если вчерашним ты не пользовалась.

– Выходит, если уезжаешь на месяц, то надо брать сорок восемь носовых платков. А если едешь на три…

– Нет-нет, тогда их надо стирать. А сейчас попробуй найди Айлин и позови ее ко мне.

– Ладно.

Оставшись одна, Рейчел сверилась со списком. На одной его стороне значились места, которые надо было посетить до поезда. На другой – то, что она должна попробовать достать в Лондоне, завершив все дела в конторе, где в маленькой черной комнатушке она сводила счета и выслушивала повторявшиеся жалобы сотрудников, не стеснявшихся использовать ее как свою жилетку. По крайней мере, ей не придется сопровождать Брига, его простуда перешла в бронхит, и доктор Карр запретил ему покидать дом до выздоровления. Мисс Миллимент найдет, чем его занять. Он редактирует антологию о деревьях, так она взвалила на себя такую долю работы, что, считала Рейчел, по праву заслуживает признания как соавтор. Однако за тетей Долли нужен присмотр со стороны Дюши и Айлин, а это значило – со стороны Айлин, поскольку тетя Долли стойко хранила совершенно надуманную независимость перед сестрой и отвергала любую помощь. Это Айлин придется часами проводить на ногах, отыскивая те наряды, которые тетя Долли пожелает надеть. Рейчел считала своим долгом предупредить Айлин, что многие поиски окажутся бесполезными, поскольку тетя Долли зачастую выбирает одежду, которая уже много лет как перестала ей принадлежать. «Лучше всего сказать, что эта одежда в стирке, – наставляла она Айлин. – Память у бедняжки мисс Барлоу не та, что была когда-то. Просто подбирайте то, что сочтете наиболее подходящим».

– Слушаюсь, мэм.

– Еще ее лекарства. Она страшно пунктуальна, а это значит, когда забывается, то может принять вторую дозу. Будет лучше, если вы станете давать их ей за завтраком, а потом убирать, можете уносить в мою комнату. И еще на ночь она принимает одну желтую таблетку.

– А как быть с мытьем, мэм? Она не пожелает, чтоб я готовила ей ванну?

– Думаю, она предпочтет мыться у себя в комнате. – Рейчел чувствовала, что вряд ли стоит раскрывать глубокое отвращение тети Долли к ваннам: та уверяла, что они опасны, а отец запрещал ей принимать ванну чаще раза в неделю. – Она ляжет спать после девятичасовых новостей, так что вам нужно не опоздать. Благодарю вас, Айлин. Я знаю, что могу на вас положиться.

Так, еще одно дело сделано. Сколько же возни всего из-за двух ночей, подумала она, зато потом, когда окажусь в поезде, я смогу предаваться мечтам о двух чудесных вечерах. Невезенье преследовало их с Сид уже не первую неделю. Сначала, разумеется, из-за бедняжки Сибил, потом заболел Бриг, а Дюши жутко простудилась, а значит, не могла находиться с ним рядом. А потом Саймон вернулся на каникулы, и Полли ее все время теребила… в общем, было невозможно оставить дом больше чем на те часы, какие она проводила в конторе. Но Сид, похоже, не понимала, что у нее в семье есть обязанности – да и в доме, если на то пошло, – которые превыше удовольствий. Последний их спор по этому поводу (в чайной возле конторы Рейчел, куда Сид забегала за скудным сандвичем) оказался довольно болезненным , после него она плакала, хотя, разумеется, так и не призналась в этом Сид. Единственным местом, где можно было поплакаться, служила крайне мерзкая женская уборная в конторе, на шестом этаже здания, где туалетной бумагой служили квадратики, нарезанные из газеты «Ивнинг Стэндарт» и прикрепленные к стене куском проволоки, а труба у бачка унитаза протекала. Сид либо считала, что ей хотелось возвращаться в Хоум-Плейс ухаживать за Уиллсом, тетей Долли и Бригом (что в какой-то мере было правдой, поскольку она с желанием занималась тем, что воспринимала как обязанность), либо, что еще хуже, обвиняла Рейчел в том, что та о ней не заботится, а порой, как тогда в чайной, и считала, и обвиняла разом. Она понимала: Сид одинока, скучает по работе в школе для мальчиков, хотя недавно и взяла нескольких учеников для частных занятий, и это подкрепило ее шаткие финансы, что работа на станции скорой помощи ей опротивела, так ведь, в конце концов, нельзя же во время войны ожидать от жизни чего-то, кроме горечи и маеты. Но это были лишь цветочки. Стоило Рейчел подумать, как Клэри тоскует по своему отцу (от которого, разумеется, не было ни слуху ни духу с тех пор, как маленький французик Пипитт О’Нил привез с собой те обрывки бумаг); о том, насколько потрясла бедного Хью смерть Сибил; о Вилли, которая теперь видит, как ее сын становится боевым летчиком, и все реже и реже видится с Эдвардом; стоит ей подумать о бедняжках Уиллсе, Полли и Саймоне, которые – каждый на свой лад – пытаются примириться с утратой матери… стоит ей подумать обо всем этом, о чем угодно перечисленном, то пропадает всякое желание сравнивать это со скукой, одиночеством и даже с довольно частой истинной усталостью как с чем-то достойным жалоб. Она не всегда думает о других, мелькнула мысль, возвращая ее к Сид: это было серьезное обвинение. Она отправилась на поиски Дюши и нашла ее в общей комнате за разглядыванием фарфора на застланном газетой карточном столике.