Мариам Ибрагимова - Мой дядя Пир-Будаг

Я окончательно пришла в себя и, вспомнив, где нахожусь, испугалась, стала плакать, потом поднялась, огляделась вокруг и увидела трех мужчин, стоявших в десяти шагах от меня.

– Вот она! – крикнул один из них и подбежал ко мне, схватил за руку. – Ты что здесь делала?

Я молчала в испуге.

– Разве не видишь, спала, – сказал другой, поднял с земли кувшин и узелок с едой.

Они повели меня куда-то. Когда вдали показались огни, я узнала свой аул и успокоилась. Наверное, было где-то около полуночи. К нам навстречу из села вышли мужчины и женщины.

– Слава Аллаху! – воскликнула одна женщина, посмотрев на меня.

Ночь была лунная, было хорошо видно. Пока меня вели домой, глашатай объявил, что я нашлась.

В эту ночь дедушке было плохо. Бабушка отпаивала его настоем чабреца, тмина и мяты. К утру он уснул. А мне не хотелось спать. Видимо, выспалась за весь день и половину ночи.

Осенью, когда привезли с поля последние снопы, бабушка сказала Пир-Будагу:

– Сын мой, завтра погони скот на сжатое поле. Может, там остались колоски, скотина подберет, да и сорняки после жатвы пощиплет.

Многие делали так.

У дяди Пир-Будага был странный характер: когда его кто-нибудь о чем-нибудь просил, он никогда не говорил ни да, ни нет. Видимо, долго думал и с трудом решал. Между прочим, это свойственно скупым людям, как я убедилась в жизни. И на сей раз дядя Пир-Будаг ничего не ответил бабушке.

Утром, когда его разбудила бабушка, уходившая на гороховое поле, и повторила свое распоряжение, он встал и начал будить меня.

Я не спала, но притворилась спящей. Когда он дернул меня как следует за ногу, я открыла глаза и скривилась от боли.

– Вставай! Чего лежишь до сих пор? – крикнул он.

– А что мне делать? Рано еще.

– Как что делать? Все женщины давно пошли на работу.

– Я не женщина…

– А кто ты, ханская дочь, что ли? А ну, быстро поднимайся и гони животных на сжатое поле!

– Бабушка сказала сделать это тебе.

– А ты еще и разговариваешь? Я тебе сейчас надаю!

Я хотела пожаловаться дедушке, но он припугнул меня, сказал, что запрет в погребе, если пойду ябедничать. Я встала, оделась, взяла хворостинку, а он открыл хлев и выгнал животных.

– Гони быстрее, одна нога там, другая здесь! – крикнул он вдогонку.

Я погнала. Коровы сначала норовили бежать в сторону пастбища. С трудом выгнала я их за село, на гору, а потом они пошли по тропе сами.

Поле было далеко, где-то через часа два я вернулась домой голодная, усталая. Когда солнце стало садиться, Пир-Будаг пришел с улицы и снова приказал:

– Быстро иди пригони скот обратно.

Я помчалась.

Бежать все время в гору было трудно. Пока добежала, устали ноги. Корова, телка, бычок разбрелись в разные стороны. Я согнала их в кучу, и прежде чем начать спускаться, решила сесть верхом на одну из коров, которая была спокойнее.

Сидеть верхом на корове было очень неудобно. У коров спина шире, чем у ишака, к тому же даже на оседланном ишаке спускаться по крутому склону тяжело, а на корове тем более. Чтобы не съехать на шею я прижимала ноги к бокам, а руками, упираясь, держалась за холку. Таким образом, до окраины аула доехала благополучно.

У въезда в село мне бы следовало спешиться, но нет, я решила с гордым видом проехать по улочкам. И вдруг откуда-то взялся бык. Он громко замычал и погнался за моим стадом.

Поскольку корова, на которой восседала я, замыкала шествие, мне стало ясно, что опасность в первую очередь грозит мне. Я пригнулась и, напрягая все усилия, старалась удержаться на бегущей за всеми остальными бегущими животными корове.

На полном скаку мое маленькое стадо влетело в узкую улочку и помчалось вниз, а бык следом. Не знаю, каким чудом я удержалась на своем «скакуне» – помню одно: что всем телом я прижалась к хребту коровы и с ужасом ждала, что вот-вот копыта быка опустятся на мою несчастную голову. Еще больше страху нагоняли на меня и животных кричащие люди.

Спасла меня моя корова. В ту минуту, когда животные добежали до пруда, расположенного посередине нашего села, корова, на которой сидела я, круто свернула к воде и вошла по самое горло. Тут в моем затуманенном от страха сознании мелькнула мысль упасть в воду – все-таки не на камни… Я сделала рывок в сторону и плюхнулась в пруд. Утонуть мне не дали.

В это предвечернее время на годекане, расположенном прямо на южном берегу пруда, было полно мужчин. Многие из них еще до того, как моя корова, спасаясь от быка, забежала в воду, вскочили, услышав женские крики и топот копыт. Как только я очутилась в воде и, беспомощно барахтаясь, стала опускаться ко дну, двое молодых парней, словно птицы, слетели вниз и вытянули меня на берег.

Наш дом был расположен недалеко от пруда. На крики и шум прибежали и мои тетушки с бабушкой, возвратившиеся с горохового поля.

Всплеснув руками, бабушка кинулась ко мне. Дядя Пир-Будаг тоже оказался рядом. Тетя Райганат взяла меня на руки и понесла домой.

– Что случилось? Что за шум? – стал спрашивать дедушка.

Я молчала от испуга и холода, у меня стучали зубы.

– Объясните, наконец, что случилось, – не унимался беспокойный дедушка, обратив белые зрачки к небу.

Тогда тетя Райганат ответила:

– Лейла упала в озеро.

– О, великий Аллах! Да что это за напасть! Или злой рок преследует бедное дитя! – взмолился дедушка.

Тетя Райганат и бабушка торопливо стягивали с меня мокрую одежду, а дядя Пир-Будаг смотрел на меня таким умоляющим взглядом, прикладывая указательный палец к губам, что решила на сей раз не выдавать его.

Тепло дедушкиной овчинной шубы хотя и согревало, но не спасло меня от болезни. Ночью появился сильный жар, но ничего не болело, и утром я побежала босиком по холодным осенним лужам. Жар снова появился к вечеру. Ночью даже бредила. Сначала думали, что у меня простуда, а потом, когда на теле появилась крупная красная сыпь, бабушка сказала:

– Это корь.

Даже в таком разукрашенном виде я вставала утром и выбегала босиком на улицу, пока с меня не осыпалась вся коревая «шелуха» и не выпал первый снежок Удивительным кажется теперь, что никто из детей, игравших со мной в те дни, не заболел и не было никаких осложнений. Видимо, я была очень здоровой и закаленной.

И не только я, все люди и все дети были закаленными, потому что укутывать нас и обувать было не во что. В те времена босиком ходили все, за исключением мужчин и стариков. Подошва стопы от хождений на босу ногу становилась толстой, а зимой от холодных луж и ветра на ней образовывались «цыпки».

Вспоминая те далекие дни детства, я часто прихожу к выводу, что бедность – не только не порок, но даже имеет свои положительные стороны. Я не помню ни одного человека в ауле, который имел бы не только лишний, но даже нормальный вес. Все были поджары, выносливы и закалены.