Виктория Холт - Невеста замка Пендоррик

Я поняла, что он обеспокоен моим душевным состоянием, и просила его не думать об этом, я ведь недаром всегда гордилась своим здравомыслием.

— Знаю, — согласился Рок. — Но смерть твоего отца, возможно, была для тебя большим ударом, чем ты сама думаешь. Тебе нужна сейчас особая забота.

— Ты и так очень хорошо обо мне заботишься с того страшного дня, — возразила я. — Ты не боишься, что я возомню о себе бог знает что и решу, что я необыкновенное сокровище?

— Что же мне еще делать? Как-никак я твой муж, не забывай.

— Этого я ни на минуту не смогла бы забыть, даже если бы и захотела, — воскликнула я с жаром, повернувшись к нему.

Он наклонился и нежно поцеловал меня.

— А ты ведь не хочешь, правда?

Я прижалась к нему, а он крепко сжал меня в объятиях — как будто каждый из нас хотел, чтобы другой осознал всю глубину и силу его любви.

Ничто в мире не могло бы лучше успокоить меня.

Рок куда лучше меня справлялся с подобными всплесками эмоций, и уже через минуту он снова был самим собой и весело поддразнивал меня. Он принялся рассказывать мне старинные корнские легенды, некоторые из которых были столь фантастичны, что я, смеясь, обвинила его в том, что он сам придумал их только что. Дело кончилось тем, что мы наперебой стали выдумывать истории, одна другой нелепее, обо всех местах, которые проезжали, стараясь перещеголять друг друга в нелепостях. Это было ужасно весело, хотя услышь нас кто-нибудь тогда, он принял бы нас за сумасшедших.

Так мы веселились всю дорогу домой, и я с удивлением и радостью размышляла о том, как удается Року всегда успокоить и ободрить меня.

Следующие три дня я почти не разлучалась с Роком. Он брал меня с собой в поездки по фермам, и везде меня принимали очень радушно, угощали стаканчиком домашнего вина или сидра, и я непременно должна была отведать знаменитого горячего, прямо из печки, корнуэльского пирожка [15] Жареный пирожок с начинкой из мяса, почек, картофеля и капусты. Первоначально выпекался в графстве Корнуолл. .

Когда мне удавалось преодолеть некоторое первоначальное предубеждение и подозрительность, с которой местные жители относились к «иностранцам» с другого берега Тэймер, я встречала теплоту и дружбу. И все же я была англичанка, они корнуэльцы, а потому для них я оставалась «иностранкой».

— Однажды иностранец — иностранец всегда, — сказал мне Рок. — Но замужество, разумеется, меняет дело. Когда ты произведешь на свет маленького корнуэльца или корнуэльку, ты станешь своей. Иначе ждать придется лет пятьдесят, не меньше.

Мы съездили в Плимут с Морвенной, походили там по магазинам, потом зашли в кафе выпить чаю.

— Мы с Чарльзом так рады, что Рок женился, — сказала она. — Мы так хотим, чтобы он был счастлив.

— Вы ведь очень его любите, правда?

— Ну, мы же двойняшки, значит он мне, так сказать, вдвойне брат. Кроме этого Рок — человек неординарный. Думаю, вы со мной согласитесь.

Конечно же я согласилась всем сердцем и почувствовала, что начинаю все больше любить Морвенну.

— На Рока можно положиться во всем, — продолжала Морвенна, помешивая ложечкой чай, и глаза ее затуманились, словно она смотрела назад, в прошлое.

— Вы очень удивились, когда он написал и сообщил о женитьбе?

— Только в первый момент, пожалуй. Рок всегда был непредсказуем. Мы с Чарльзом уже начинали опасаться, что он никогда не осядет и не остепенится, так что мы ужасно обрадовались.

— Даже несмотря на то, что он взял в жены совершенно незнакомую вам девушку?

Морвенна рассмеялась.

— Ну, незнакомкой она осталась недолго, не так ли? Теперь ты одна из нас. Давай перейдем на «ты», хорошо?

Поездка доставила мне много удовольствия. Я любила говорить о Роке и видеть, как любят его люди, близкие ему и знающие его всю жизнь.

Вместе с Морвенной мы как-то раз навестили викария и миссис Дарк в их домике возле церкви и провели там несколько приятных часов, слушая рассказы викария о Корнуолле, здешних обычаях, преданиях, поверьях и суевериях.

— Корнуэльцы порой так уверены в том, что определенные вещи должны произойти, что сами делают все возможное, чтобы так и случилось, — сказал он мне.

Говорили мы о фермерах, которые арендовали земли Пендорриков, о том, как улучшилась их жизнь с тех пор, как Рок повел дела, и душа моя наполнилась гордостью.

В доме викария я познакомилась с доктором Эндрю Клементом, молодым светловолосым мужчиной лет тридцати. Он мне сразу же понравился, и мы подружились. Он, улыбаясь, поведал мне, что, как и я, он здесь «иностранец», родом он из Кента и в Корнуолле всего полтора года.

— Я несколько раз в неделю проезжаю мимо Пендоррика, — сказал он. — Навещаю вашего соседа, лорда Полоргана.

— Я слышала, он серьезно болен?

— Скорее может серьезно заболеть. В любой момент. За ним надо постоянно наблюдать. В доме живет квалифицированная медсестра. Вы еще не встречались с ней?

— Нет, не встречались.

— Она иногда заходит в Пендоррик, — сказала Морвенна, — так что рано или поздно ты увидишь ее.

Мы распрощались с хозяевами уже ближе к вечеру. По пути в Пендоррик мы болтали обо всем понемногу, и разговор зашел о близнецах.

— Рейчел, кажется, очень умело с ними управляется, — заметила я.

— Да, очень.

— Наверное не так-то просто заполучить домашнего учителя с ее квалификацией. Тебе повезло.

— Она у нас… временно. Девочкам придется все-таки вернуться в школу через год-другой. Нельзя же их держать дома всю жизнь.

Показалось ли мне это, или Морвенне действительно разговор о Рейчел был неприятен? Я тут же укорила себя за излишнюю подозрительность. Похоже, я начинаю во всем видеть скрытые мотивы и секреты. Неужели я так изменилась с тех пор, как приехала в Корнуолл?

Я попыталась продолжить разговор о Рейчел и понять, какие отношения были между ней и Роком, но Морвенна сменила тему и оживленно заговорила о Дарках и о том, сколько хорошего они делают для прихода.

Вскоре я снова решила выйти почитать во внутренний дворик. Я заставила себя сделать это, хотя с большим бы удовольствием посидела бы в саду среди зелени и цветов. Сад располагался с южной стороны и спускался прямо к морю, и оттуда открывался прелестный вид на залив. Однако именно потому, что мне неприятно было находиться во внутреннем дворике под неотрывным взглядом его глаз-окон, я заставила себя пойти туда. Я была не из тех, кто поддается страху. Я перестала бы себя уважать, если бы не сумела преодолеть эту смутную, беспричинную тревогу, которую я там испытывала. «Стоит мне только понять, в чем дело, как я успокоюсь», — думала я.

Усевшись под пальмой, я раскрыла книгу, но глаза мои невольно поднимались вверх к окнам.

Я не прочла и трех страниц, как из северных дверей показались близнецы. Теперь их нетрудно было различить: энергичная, полная жизни Ловелла и тихая, сосредоточенная Хайсон.