Виктория Холт - Невеста замка Пендоррик

— А может быть, ты хочешь сказать, что мои визиты к лорду Полоргану тебе неприятны?

— Ни в коем случае. Я в восторге. Бедный старик, он только начинает понимать, что его миллионы не могут купить ему всего. Визиты молодой красивой дамы, которая разливает у него чай и сидит с ним за шахматами из слоновой кости, доставляют ему больше удовольствия, чем все его приобретения за последние несколько лет. И совершенно бесплатно! Какое откровение для него! Это так напоминает мне маленького лорда Фаунтлероя, про которого меня заставляла читать желающая мне добра няня и которого я ненавидел от всей души. Он был тем более отвратителен, чем менее я на него походил. Ну никак я не мог представить себя в темно-фиолетовом бархатном костюмчике, с рассыпавшимися по кружевному воротничку золотистыми локонами, мягкостью и лаской смягчающего жестокое сердце старого лорда… как его там? — лорда Фаунтлероя. Чего я никогда не умел, так это примирять враждующих членов семьи своим детским очарованием.

— Прекрати, Рок! Ты правда возражаешь против того, чтобы я ходила в Полорган?

Он сорвал душистую гвоздику и с важным видом прицепил цветок к лацкану моего льняного жакета.

— Дорогая, я просто болтаю, не обращай внимания. Ты ведь знаешь, какой я болтун. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя совершенно свободной. Что же касается лорда Полоргана, ради бога, навещай его, сколько душе угодно. Я право же рад, что вы так подружились и ты приносишь ему радость, хотя он и испортил нам вид на восток своим уродом. Ну, да ничего не поделаешь он, старый и больной, и ты не бросай его.

Он наклонился, понюхал гвоздику и поцеловал меня в губы. Взявшись за руки, мы продолжили путь наверх к Дому.

Как всегда, я не могла противиться ему. И только оставшись одна, я задала себе вопрос: «Не потому ли он хочет, чтобы я продолжала ходить к лорду Полоргану, что тогда Альтэа Грей будет свободна и сможет встречаться с ним?»

Однажды утром я спустилась в кухню к миссис Пеналлиган. Она стояла у стола с закатанными рукавами и месила тесто; божественный запах свежеиспеченного хлеба наполнял кухню.

Несмотря на электрическую плиту, холодильники и другое недавно установленное современное оборудование, все тут дышал о стариной. Кроме самой кухни, было еще несколько помещений, служивших когда-то пекарней, кладовой, сыроварней и прачечной. С толстых дубовых балок под низким потолком в оные времена свисали части разрубленных туш, окорока, птица. Все комнаты были громадных размеров с плиточными разноцветными полами.

Несмотря на размеры, в кухне было очень уютно: вымощенный красной плиткой пол, огромный обеденный стол, за которым сидело не одно поколение слуг, другой стол поменьше, за которым сейчас миссис Пеналлиган месила тесто — все тщательно вымыто и выскоблено. Через раскрытую дверь видно было, как Мария моет овощи.

При виде меня миссис Пеналлиган радостно засуетилась.

— Доброе утро, миссис Пеналлиган, — поздоровалась я. — Я подумала, что пора бы мне нанести визит в ваши владения.

— А я уж как рада видеть вас, мэм, — отвечала она.

— До чего вкусно пахнет! Это хлеб печется?

— Да, мэм, — сказала она с гордостью, — Мы в Пендоррике всегда сами пекли свой хлеб. Ничего нет вкуснее домашнего хлеба, я всегда говорила. Я и для папаши своего сразу пеку, это уж так повелось.

— Как поживает ваш отец?

— Скрипит потихоньку, мэм. Бегать не бегает, но для своих годов он просто молодец. На следующее сретение девяносто годков стукнет.

— Девяносто! Вот это да!

— И на здоровье пока не жалуется. Кроме как глазами, ничем не страдает..

— Глаза?

— Вы, мэм, не знаете, конечно. Откуда же вам знать-то, а папаша мой ослеп тому уж годков тридцать… нет, вру, двадцать восемь. Да, аккурат двадцать восемь годков тому назад у него это и началось, как раз, помню, жатва была.

— Мне очень жаль.

— Да что вы, мэм, не жалейте. Папаша, тот совсем не горюет. Сидит себе, сосет трубку, еды полно, какой хочешь — так что он знай себе радуется. На солнышке любит сидеть, возле двери, и вы не поверите, мэм, как он все слышит, будто сила из глаз в уши перешла.

— Думаю, я еще встречусь с ним как-нибудь.

— То-то он обрадуется, мэм, если вы с ним остановитесь поболтать. Он-то всегда про невесту мистера Рока спрашивает.

— Я обязательно загляну к нему.

— Найти его проще простого. Второй коттедж в деревне. Он там один живет, сам по себе, с тех пор, как матушка умерла. Но мы с Марией за ним присматриваем и завтрак там, обед, ужин приносим, как часы, будьте спокойны. И ренту он не платит. Живи, не хочу! Если бы не глаза, так и пожелать нельзя большего.

Я рада была, что миссис Пеналлиган оказалась любительницей поболтать, иначе я бы не знала, о чем говорить с ней.

— Я слышала, ваша семья служит в Пендоррике уже не первое поколение.

— Точно. В Пендоррике всегда был кто-то из Плейделлов. Да только папаше с матушкой бог сыновей не дал, я у них единственная дочь. Замуж я вышла за Пеналлигана, что был тут садовником. Да и у нас вот только Мария, дочка наша А уж поел е нее никого из Плейделлов в Пендоррике не останется.

— Какая жалость!

— Все кончается в свое время, мэм. Вы желаете распорядиться о чем-нибудь или еще что?

— Да нет, просто я решила посмотреть, как тут все заведено.

— И правильно сделали, мэм. Для хозяйки первое дело знать что и как. Мисс Морвенна, она-то домом совсем не интересуется, все больше садом. А эта мисс Бектив… — Миссис Пеналлиган поджала губы. — Ей палец в рот не клади. Поначалу, как она приехала только, она везде нос совала. «Миссис Пеналлиган, у нас будет то и у нас будет се». Да не на ту напала. Я-то свое место знаю, не в пример некоторым, и слушать стану только хозяйку дома, а не всяких прочих.

— Она, наверное, просто хотела помочь.

— Помочь! Мне в моей кухне не нужна помощь, мэм — больше, чем у меня тут есть. Моя Мария свое дело знает, и мы с Хетти Томс до сих пор управлялись.

— Уверена, что все прекрасно организовано, миссис Пеналлиган.

— Еще бы! Сколько я сил на это положила. Я работала тут на кухне еще при прежней миссис Пендоррик и до нее.

Я почувствовала волнение, как всегда при упоминании Барбарины.

— А она интересовалась хозяйством, кухней? — спросила я.

— Она была навроде вас, мэм. Интересоваться интересовалась, но не так, чтобы менять тут все с бухты-барахты. Помню, как она в первый раз сюда пришла, такая молодая, красивая, румяная после того, как на лошади скакала. Платье на ней было такое специальное, навроде как у мужчины — штаны и сюртук — и еще маленький такой голубой цветочек в петлице, а на голове шляпка с желтой лентой, прямо как на картинке в южном холле, только там она в голубом.

— Да-да, я знаю этот портрет.