Виктория Холт - Невеста замка Пендоррик

Как только дверь закрылась за мной, мысли о Барбарине, которая так любила эту часть дома, уже не оставляли меня. Мне захотелось снова увидеть ее музыкальную комнату, и я сразу поднялась на второй этаж. Проходя по лестнице, я вдруг почувствовала сильное желание повернуть назад, но переборола себя. Я не собиралась пугаться всякий раз, как заходила в эту часть дома — и все из-за какой-то старой легенды.

Дойдя до нужной двери, я быстро повернула ручку и вошла.

Все было точно так, как я видела, когда была здесь с Деборой: скрипка по-прежнему лежала на стуле, ноты на пюпитре.

Я закрыла за собой дверь, напомнив себе, что пришла сюда по делу, чтобы определить наиболее изъеденные короедом деревянные части: оконные рамы, потолочные балки, двери или пол. Я должна все внимательно осмотреть, говорила я себе, но помимо моей воли глаза мои все время возвращались к нотам на пюпитре, и я представляла ее там с глазами, блестящими от вдохновения, с легким румянцем возбуждения на щеках. Что думала и чувствовала она, стоя здесь в последний раз, держа в тонких руках с длинными изящными пальцами свою скрипку?

— Барбарина! — услышала я вдруг шепот, и по спине у меня побежали мурашки. В комнате я была не одна.

Почувствовав за спиной движение, я резко обернулась. Дверная ручка медленно поворачивалась. Сердце у меня бешено билось, я не могла двинуться с места.

Дверь медленно отворилась.

— Кэрри! — воскликнула я. — Как вы меня напугали!

Маленькие глаза под кустистыми бровями сверкнули.

— Так это невеста мистера Рока… А я на минуту подумала…

— Вы подумали, я кто-то другой?

Она медленно кивнула, оглядывая комнату, как будто искала что-то.

— Вы произнесли имя Барбарины, — продолжала я, пытаясь заставить ее говорить, но она снова лишь молча кивнула.

— Она умерла, Кэрри, — сказала я.

— Она не нашла покоя, — был ответ.

— Так вы, значит, верите, что ее призрак обитает в этих комнатах, в доме?

— Я всегда знаю, когда она близко. Какое-то движение в воздухе. — Она подошла ко мне почти вплотную. — Вот и сейчас я его чувствую.

— А я так ничего не чувствую, — сказала я довольно резко, но сразу же устыдилась, вспомнив, как она любила Барбарину, как была ей предана. А когда умирают те, кого мы очень любим, разве не естественно желать, чтобы они возвратились? И когда она увидела, как я вхожу в комнату Барбарины, она и вправду понадеялась, что это Барбарина.

— Почувствуете, — сказала Кэрри. Я снисходительно улыбнулась.

— Я должна торопиться, у меня так много дел, — сказала я и вышла из комнаты.

Мне не хотелось больше оставаться в восточном крыле, и я снова вышла во внутренний дворик и присела на скамеечку. Окна на втором этаже восточного крыла помимо моей воли притягивали мой взгляд.

Когда я в следующий раз навестила лорда Полоргана, я застала у него доктора Клемента. Мы все вместе пили чай, и я нашла общество доктора чрезвычайно приятным. Я уверена, что наш хозяин был того же мнения.

Я с радостью видела, что лорд Полорган вполне оправился и выглядел на удивление бодрым.

Как и преподобный Питер Дарк, доктор Клемент интересовался местными традициями и обычаями.

Он жил на краю деревни Пендоррик в доме прежнего доктора, который недавно вышел на пенсию и переехал.

— Дом называется Треметик. Очень точное название, поскольку в переводе с корнского это значит «дом врача». Вы бы зашли как-нибудь познакомиться с моей сестрой.

Я обещала. Он заговорил о своей сестре Мейбел. Она увлекалась гончарным делом, и во многих магазинчиках на побережье можно было встретить ее керамические кувшины и пепельницы. Она писала и картины и тоже продавала их через те же магазинчики.

— Да еще и дом на ней, — сказал доктор Клемент, — Так что заняться есть чем. Гончарную мастерскую себе она оборудовала в старой конюшне.

— Больших денег на своей керамике она не сделает, — заметил наш хозяин. — Слишком много сейчас фабричного ширпотреба.

— Зато получает массу удовольствия, — отвечал доктор. — И какие-то деньги она все же получает, что ей тоже приятно.

В шахматы мы играть не стали, и, когда я поднялась идти, доктор Клемент предложил подвезти меня. Я хотела отказаться, но он настоял, сказав, что все равно ему проезжать мимо Пендоррика.

По пути он спросил, всегда ли я хожу в Полорган по верхней дороге. Я отвечала, что знаю еще две — по тропе Контрабандистов и непосредственно по берегу через сады.

— Когда я тороплюсь, я иду коротким путем, — сказала я.

— Да, знаю. Так экономишь минут пять. Кстати, не так уж давно там была настоящая дорога с домами по обе стороны. Я тут нашел старую карту, ей лет сто пятьдесят, не больше. Глядя на нее, видно, как море наступает на сушу. Почему бы вам прямо сейчас не заехать к нам и не познакомиться с Мейбел? А потом я отвезу вас назад.

Я взглянула на часы и, решив, что Рок, возможно, уже вернулся, сказала, что, к сожалению, мне уже нужно быть дома.

Он высадил меня у ворот и помахал на прощанье рукой.

Подойдя к дому и не видя никого вокруг, я остановилась под аркой, глядя на надпись на корнском.

Дни стояли пасмурные, дул упругий юго-западный ветер, от которого на щеках появлялся румянец. Рок говорил, что пока ветер не переменится, солнца мы не увидим.

Обойдя дом, я постояла у южного входа, любуясь садом. Все краски сейчас казались приглушенными, как на акварели. Печально и резко кричали чайки, тяжелые тучи низко висели над свинцово-серым морем.

Войдя в холл, я первым делом подняла глаза на портрет Барбарины. Похоже, это уже вошло у меня в привычку. Глаза на портрете неотступно следовали за мной, пока я шла через холл и поднималась на галерею. Остановившись под портретом, я прямо встретила ее взгляд. Мне показалось, что губы се дрогнули в улыбке — теплой, зовущей улыбке. «Прекрати! — приказала я себе. — Не будь такой дурой. Это все погода. Если бы выглянуло солнце, холл не казался бы таким мрачным и тебе не мерещилось бы Бог весть что».

Я не знала, дома ли Рок. У него было так много дел, что иногда его не было весь день.

Проходя по коридору, я не удержалась, чтобы не выглянуть в окно на внутренний дворик. Это тоже становилось привычкой. Стоя там, я вдруг явственно услышала звук скрипки. Я подняла окно и высунулась наружу. Сомнений не было. Я заметила также, что одно из окон восточного крыла открыто.

Но если кто-то действительно играл на скрипке в музыкальной комнате Барбарины, могла ли я услышать музыку на таком расстоянии? Мне было стыдно за свой страх, я не желала поддаваться ему. Когда Кэрри напугала меня тогда в комнате Барбарины, я сразу же успокоилась, поняв, в чем дело, и ее разговоры о «движении в воздухе» не произвели на меня никакого впечатления, напомнила я себе. Решительными шагами я направилась в восточное крыло.