Светлана Полякова - И улыбнется счастье…

Он боялся за нее. Сердце подсказывало — ни к чему хорошему Алену знакомство с «кожаным» не приведет. Недалеко до беды…

За этими беспокойными мыслями прошел час, другой, и уже подходил к концу третий, а Митя все не мог заснуть. Раньше в такие минуты он вспоминал о Билле или представлял золотистый танец стружек, но теперь почему-то вспомнилась Ася.

Теплая волна спокойной нежности затопила душу, Митя закрыл глаза, чтобы лучше вспомнить ее хрупкую фигурку, застывшую рядом с небом подобием птицы ли, ангела ли или юного Икара… Запрокинутое к небу лицо, волосы, каштановым каскадом спадающие по спине, и хрупкие плечи, на которые опрокидывалось все небо сразу.

Там, наверху, они были одни. Им было хорошо — теперь он знал это, теперь ему хотелось испытать это снова и снова — и еще сто, тысячу раз. Он не хотел теперь открывать глаза — это значило бы вернуться в Аленин мир, а что поделаешь, если Мите было лучше в Асином?

Воспоминание об Алене вернуло-таки его в реальность — или как там назвать это место, где царила Алена, где был «кожаный»? А разве Асин уголок неба не был реальностью?

Нет. Митя не мог с этим согласиться. Скажем иначе — Аленина реальность и Асина. И он, Митя, находится на границе этих реальностей, как в центре торнадо.

Так Митя и заснул, утонул в своих мыслях, и мысли стали сновидениями. Ему приснилось, что он снова там, в доме Билла. Билл устал, но заваривает чай — Митя ощущал его почти наяву, реальным.

— Что, малыш, оказался в непредвиденной ситуации? — поинтересовался Билл, присаживаясь на стул собственного производства. — Ты вырос, малыш, а я же тебе говорил, что с возрастом растут и неприятности…

Митя молчал, помешивая сахар в час, и Билл молчал, ждал, когда Митя решится рассказать ему обо всем.

— Если ты не назовешь вещи своими именами, Тебе не разобраться в себе, малыш, — сказал Билл, не выдержав затянувшегося ожидания.

— Но я не знаю названий, — сказал Митя.

— Тебе только кажется, что ты не знаешь. Подумай. Когда ты видишь женщину по имени Елена, что ты слышишь внутри себя? Какая музыка звучит?

Митя подумал.

— Что-то бесформенное, — ответил он, — несущее тайную угрозу. Это вряд ли можно назвать музыкой, Билл… Скорее, это какофония. Скрежет металла. Война.

— Ты ее боишься, — усмехнулся Билл. — Поэтому тебе надо просто перестать… перестать бояться.

— Я боюсь за нее! — горячо возразил Митя.

— Не обманывай себя. Ты боишься ее. Потому что сам признался, что ощущаешь угрозу… С ее стороны. Она — валькирия. Несется по небу, стремясь достичь своей цели. Ее музыка — музыка войны и завоеваний. А та, другая? Что ты слышишь, когда рядом с ней?

Митя попытался вспомнить — и тут же услышал тихий перезвон колокольчиков на ветру, нежный, зовущий, успокаивающий. «Ми-тя», — звали они. Колокольчики словно рассыпались по всему небосводу, ему даже показалось, что они на каждом облаке, поэтому их так много, столько же, сколько облаков, а ночью они появляются на звездах, и тогда их становится еще больше.

— Рядом со второй ты слышишь колокольчики, — угадал его мысли Билл и улыбнулся. — Любимую музыку Господа… Вот тебе и ответ. Одну послал тебе дьявол. Другую Бог. Кого ты выберешь?

«А кто выбрал меня?» — с горечью подумал Митя и проснулся…

— Митя!

Он даже не понял сначала, откуда звучит Аленин голос. Из сна? Или из яви? Или теперь все перепуталось?

В дверь колотили, и он понял — это явь.

Он встал, открыл дверь. На пороге стояла Алена.

— Ты что, забыл? — сказала она возмущенно. — Соня. Мы же собирались сегодня на пляж. Ты что, решил проспать всю поездку?

Вода была ласковой и теплой. Сам пляж Мите не понравился, но потом он немного привык. И Клаус помог — нашел место, где людей было поменьше.

— Господи, какая жарища! — вздохнула Виолетта. — Все-таки в такое пекло я предпочитаю душ…

— А я джакузи, — хмыкнула Алена, и Мите показалось, что она сказала это нарочно, чтобы уколоть Виолетту. Та, впрочем, отнеслась к ее словам со спокойной насмешкой.

— У кого что есть, — проговорила она. — Посмотрим еще, что у кого будет.

Ася сидела у самой воды и слушала Клауса. Клаус лежал, как крокодил, в воде возле самого берега и не сводил взгляда с Асиного лица. Вот она рассмеялась — Митя снова услышал звон небесных колокольчиков, и еще он отчего-то испытал укол ревности в сердце. Но тут же одернул себя — разве он имеет право на ревность? Но в душе продолжал ревновать и отчаянно завидовал этому огромному рыжему Клаусу, который лежит возле Асиных ног, как верный пес. И это ему было дозволено…

Алена вытянулась на песке рядом с Митей, между ним и Виолеттой.

— Скорей бы уж они поженил — проговорила она лениво, глядя на парочку у воды. В конце концов, они ведь так друг другу подходят. Может, поспособствовать?

— А может, лучше не лезть все-таки в чужую жизнь? — отозвалась Виолетта. — Мне почему-то кажется, что они и сами люди умные. И достаточно взрослые. Или ты всерьез полагаешь, что в этом мире никто не обойдется без твоего участия?

— Вот ты-то точно не обойдешься, — зло сказала Алена. — Так и будешь торчать на рынке.

— Мое право, — развела руками Виолетта. — Если кому-то вдруг пришло в голову, что нет лучше занятия, чем торговля рыбой, это тебя не касается! И потом — с чего ты взяла, что мир более благосклонен к таким, как ты, чем к тем, кто торгует рыбой? Или ты уже поняла смысл жизни? Узнала, что такое счастье?

— Представь себе, да, — парировала Алена. — Думаю, что о счастье я знаю больше тебя.

— Думать не вредно, даже полезно. — усмехнулась Виолетта.

Митя почувствовал, что разгорается ссора, и поспешил вмешаться.

— По-моему, нам пора охладиться, — не нашел он лучшего выхода, — а то у вас головы кипят.

Он резко поднялся. Подошел к Асе и Клаусу.

— Вы не собираетесь в воду?

— Мы уже в воде, — лениво ответил Клаус. — Если хочешь, можешь присоединиться.

— Клаус рассказывает мне «Старшую Эдду», — засмеялась Ася. — Хочешь послушать? А потом мы перейдем к «Улиссу».

Так я ознакомлюсь со всеми толстыми и занудными книжками и повышу свой интеллектуальный уровень. Я уже могу рассказать тебе с умным видом историю про Локки!

— Лучше расскажи мне, почему твои подруги так ненавидят друг друга, — вздохнул Митя. — Я чувствовал себя между ними как крепостная стена, которую вот-вот разрушат.

— Это у них с детства, — развела руками Ася. — И я, между прочим, тоже ощущаю себя крепостной стеной. И обеих люблю. Но они друг друга просто растерзать готовы!

— Лично я предпочитаю находиться на стороне Виолетты, — тут же признался Клаус. — Конечно, не при тебе будь сказано, но твоя невеста производит впечатление не вполне нормального человека, одержимого манией власти. Виолетта же вольнолюбива, вот и брыкается, как норовистая лошадка.