Светлана Полякова - И улыбнется счастье…

Она не выдержала, прижала подругу к себе — так они и сидели, пока в дверь не позвонили.

— Алена, — проговорила Виолетта, невольно скривившись.

«Митя», — подумала Ася.

— Всегда ее приносит нелегкая не вовремя, — проворчала Виолетта. — Просто Мойра какая-то. Где она — там горе и опустошение.

— Мне кажется, вам все-таки надо попытаться найти общий язык!

— С ней? — Виолетта презрительно и зло рассмеялась. — Невозможно! Даже если весь мир вдруг вздумает вертеться вокруг этой лошади, мне придется стать вольнолюбивой частичкой, крутящейся наоборот!

— И все равно получится, что ты крутишься, — заметила Ася, открывая дверь.

Виолетта хотела сказать, что тогда она вообще не будет двигаться, но было уже поздно: Алена стояла на пороге и пыталась испепелить ее взглядом. «Интересно, — удивленно подумала Виолетта, — чего это она на меня так взъелась?»

— Привет, — протянула Алена с порога. — А чего это у вас такие постные лица? Что-то случилось?

Ася стояла, глядя на Митю. И получилось так, что ответ стал жалобой и говорился именно Мите.

— Фриня… Я не знаю, что произошло, только он умер…

И она зарыдала, вспомнив все, и горе снова вернулось в ее душу.

Митя больше ничего не видел перед собой. Он невольно подался вперед, не видя удивленных глаз Виолетты, не замечая потрясения и злости в Алениных глазах. Он просто обнял Асю, и они стояли какое-то время молча, не двигаясь. Он позволил ее отчаянию перетекать в себя, потому что ей так будет легче.

— Наверное, я глупая, — прошептала она тихонько. — И легкомысленная. Почему-то мне кажется, что это я во всем виновата.

— Так всегда кажется, — проговорил он ласково, глядя ее волосы. — Почему же ты мне не позвонила?

— Я еще не привыкла к тебе, — серьезно ответила Ася. — Понимаешь, каждому человеку надо сначала привыкнуть к тому, что рядом есть кто-то, кто возьмет половину его боли. И потом — наверное, это нечестно.

— Глупенькая, какая же ты глупенькая? Ведь я же тебе сказал, что люблю тебя, и это означает, что я всегда готов прийти тебе на помощь и разделить твою боль.

Только теперь, когда эти тихие слова неожиданно вырвались, Мите показалось, что они прозвучали оглушающим громом. Он понял, что они не одни, и невольно поднял глаза.

— Простите нас, — проговорил он, глядя куда-то вдаль. — Наверное, сейчас вам непонятно, что происходит…

Он хотел все объяснить, но Виолетта молчала, смотря на Митю и Асю со смешанным чувством боли и радости.

Боли за себя и радости за Аську. «Вот ведь какова, — подумала она. — Ничего мне не сказала…»

Алена же вообще старалась не смотреть на них. Теперь она старательно изучала окно, как будто видела за ним что-то очень важное, куда более важное, чем это происшествие. Услышав последние слова Мити, она медленно повернулась и проговорила:

— Да отчего же непонятно? Что мы, совсем тупые и не можем понять, что тут происходит? — Она встала и, усмехнувшись, повернулась к Виолетте: — Кажется, нам с тобой пора исчезнуть. Мы тут лишние, подруга. Давай, поднимайся. Не будем мешать молодой парочке.

Тетя Катя застыла, ничего не понимая.

— Постой-ка, — сказала она. — Как это — Любину? Зачем тебе Люба-то?

— Я ее люблю, — твердо повторил странный мужчина. — Наверное, именно поэтому я и хочу, чтобы Люба всегда была рядом со мной.

— Да как же это? — продолжала недоумевать тетя Катя. — Как же ее можно любить? Инвалидку-то?

— Понимаете, это ведь не болезнь, — сказал Леня. — Это просто физическое состояние. Мне кажется, если после пережитых страданий Люба почувствует счастье, испытает его, к ней вернется все. И речь, и движения, и сама она вернется. Сейчас ей просто кажется, что возвращаться в этот мир незачем, — и она бродит по заоблачным высям вместе со своим Карло Гонсало, боясь реальности. Если она поймет, что в реальности есть место и для счастья, не только для беды, она снова станет прежней Любой…

— Да ты хоть понимаешь, что за груз норовишь взвалить себе на плечи? — тихо спросила тетя Катя. — Ведь Любка-то даже есть сама не может. Она ведь точно дитя малое. Какая любовь, милый ты мой? Какой брак? Нет, нет и нет… Глупости у тебя в голове. Даже говорить об этом не хочу!

— Как же вы не понимаете? — не унимался этот упрямый Леня. — Я могу найти врачей. Если будет надо — увезу ее за границу. В Америке есть специалисты по аутизму. Хорошие специалисты. Любу можно вылечить, а с вами она так и будет этим самым малым дитем. Неужели вы этого хотите?

— Как же ее можно полюбить? — снова спросила тетя Катя.

Ленины разумные доводы она старательно пропустила мимо ушей: никак не верилось в то, что он и в самом деле мог полюбить неразумную Любку.

В голове такое не укладывалось!

— Не знаю, — пожал он плечами. — Откуда мне это знать? Просто ты видишь человека, и лицо это кажется тебе самым тонким, самым нежным, самым прекрасным. А когда понимаешь, что это больное существо, уже поздно — твоя душа уже там, рядом с ним, и не желает уходить прочь. Разве тело важнее души? «Я могу сделать для нее все, я могу сделать ее счастливой», — говоришь ты себе, и от этого становится так нестерпимо больно, от невозможности заставить вас и других поверить, что я ее на самом деле люблю!

Тетя Катя слушала его молча. Она даже понемногу начинала верить его словам, хотя в душе еще сомневалась в их правдивости. «Нет, он какие-то свои цели преследует, — говорил упрямо внутри ее мерзкий голос недоверия. — Может, на квартиру зарится… Не может он ее полюбить. Не может!» Но мужчина смотрел на нее такими глазами, что тетя Катя немного стушевалась и даже устыдилась собственных подозрений.

— Виолетта, подожди, — буркнула она, стараясь не смотреть в его глаза. — Одна я Любкину судьбу не решаю… Как она скажет, так и будет…

Виолетта стояла, смотря на разъяренную Алену со странным чувством удовлетворения.

— Ну? — спросила та. Мне долго тебя ждать?

— Алена… — проговорила тихо Ася. — Не злись, пожалуйста. Мы тебе все сейчас объясним!

— Да ладно, — отмахнулась Алена. — Объясняйтесь друг с другом. Виолетта, если ты остаешься…

— Алена, — заговорила Виолетта, — я не понимаю, почему ты так злишься. Тебе это совершенно не идет. У тебя от злости почему-то нос увеличивается. Разве ты не знаешь, что сердцу не прикажешь? Если они друг другу нравятся, с этим уж ничего не поделаешь… Поэтому приди в себя и не устраивай Трафальгарского сражения, умоляю тебя.

— Ты идешь?! — закричала Алена в бешенстве. — Твои нравоучения мне не нужны!

— Ну, раз тебе они не нужны, я не пойду, — развела Виолетта руками. — Чего тогда мне с тобой тащиться?

Смысла нет…

Алена хотела что-то сказать, но только фыркнула разгневанно и хлопнула дверью.