Светлана Полякова - И улыбнется счастье…

Ее отчаянный крик заставил Леню обернуться. Она не сразу его узнала — сидит перед Любкой какой-то тип и ласково ей что-то говорит. Потом она подумала: слава Богу, что он здесь, не так страшно, если вдруг с Любкой и в самом деле что-то плохое, — он на крайний случай вызовет машину.

Леня почему-то ее крика немного испугался, даже привстал.

— Виолетта… — начал он нерешительно, — я сейчас все объясню тебе сам. Я не знаю, что тебе сказала тетя Катя…

Виолетта же ничего не могла понять — Любка сидела живая, относительно здоровая, да еще и улыбалась тихо сама себе, тогда почему тетушка устроила такой переполох? Может быть, этот Леня что-то сделал с Любкой плохое? Есть же разные извращенцы…

— Она мне ничего не сказала! — закричала она и сама же себя одернула: «Какого ты черта кричишь. Виолетта Журавлева? Сама знаешь, от твоих голосовых связок у кого хочешь барабанные перепонки лопнут?»

— Понимаешь, Виолетта, — поднялся он окончательно и теперь стоял перед ней, опустив голову, — я только что просил у тети Кати Любиной руки. Я люблю твою сестру, Виолетта… Я просто… — Он отвернулся на минуту и потом снова повторил: — Я просто ее люблю…

— Мы делаем что-то не так…

Ее голос прозвучал совсем тихо, почти не слышно, но для Мити небеса раскололись громом. Он поднял глаза.

Аська стояла у окна, в полумраке ее фигурка казалась почти призрачной. Руки Аська сложила на груди как два ангельских крылышка или — крылья стрижа… Она и сама напоминала легкокрылую ласточку сейчас, и отчего-то Митя вспомнил давний разговор с Биллом — возлюбленных надо привязывать к земле своей любовью. Сейчас она явно собиралась улететь от него, она начала возводить стену отчуждения.

— О чем ты говоришь? — спросил он, стараясь, чтобы голос не выдавал его волнения.

— Понимаешь, мы зря сказали, — повернулась она к нему. — Мы причинили боль…

Ася, — взмолился он, — это неизбежно! Алена забудет про свою придуманную любовь уже сегодня!

— Почему ты так уверен, что она все это придумала, Митя? — спросила Ася. — Ты же ее друг. Почему же ты думаешь о ней хуже, чем она того заслуживает?

— Я думаю реально, — ответил он немного резче, чем ему хотелось. Но тут же осекся, отругав себя за то, что голос его был таким грубым, и уже тише попросил: — Ася, давай забудем о сегодняшнем инциденте. Хотя бы сейчас.

— Как раз сейчас это невозможно, — покачала она головой. — Я не могу. Прости меня, пожалуйста, Митя, но… уходи сейчас. Мне нужно побыть одной.

Он хотел возразить. Более всего на свете ему сейчас не хотелось уходить. Но разве он мог возразить ей?

— Хорошо, — кивнул он. Я уйду. Но завтра мы обо всем поговорим. Ты мне обещаешь?

— Да, — устало улыбнулась она. — Конечно, Митя. Мы поговорим обо всем.

Он коснулся губами краешка ее губ — осторожно, ласково, пытаясь убедить ее в правильности их любви.

— Я люблю тебя, — сказал он, настойчиво ища глазами ее ответный взгляд.

— Я очень люблю тебя, Митя, — прошептала она совсем тихо, почти неслышно.

И он облегченно вздохнул.

— До завтра, — сказал он уже на пороге.

— До завтра, — повторила она эхом.

Дверь захлопнулась.

Митя стоял, глядя в небо, и ему мучительно хотелось вернуться, хотя он и понимал — теперь это невозможно. Станет возможно только завтра…

— Скорей бы оно наступило, — вырвалось у него. — Скорее бы прошла эта ночь. Скорей бы…

— Псих, — сказала Виолетта.

«Ну и ночка, — подумала она устало. — Просто парад приколов…»

— Может быть, я псих, — согласился Леня с неожиданной покорностью. — Говорят, любовь вообще род психического заболевания.

— Вид, — поправила Виолетта. — Сидя по сегодняшней ночи, именно так все и обстоит. Только ты уже перегнул палку.

— Ты не веришь, что в твою сестру можно влюбиться?

— Отчего же? И в статуи, говорят, влюблялись, — рассмеялась Виолетта. — Но на них не женятся.

— Люба не статуя, — возразил Леня. — Она человек.

— Она растение, — сказала Виолетта. — Ее надо кормить с ложечки, как лиги. Надо мыть ее в ванне. Ты хочешь сказать, что все свои тридцать пять лет ты мечтал именно о такой женщине?

— Выходит, так, — кивнул он.

— Ну, так обратись в какую-нибудь психиатрическую клинику. Найдешь там много таких же растении, как наша Любка.

Она и сама не понимала, почему так горячо возражает ему. Ведь она так не считала! Более того, если бы Виолетту спросили, кто больше всех заслуживает любви, она не задумываясь назвала бы свою Любку. Но сейчас, когда перед ней стоял человек, убежденный, что без Любки не сможет прожить и дня, в душе поднялась целая буря протеста.

— Пойдем выпьем чаю, — сказала она, чтобы успокоиться хоть немного и подумать.

Подумать уже спокойно, неторопливо, убрав ненужные эмоции.

— Пойдем, — согласился он.

На минуту она заглянула к Любке — та сидела как всегда, разглядывая что-то вдали, видное только ей одной. На минуту Виолетта обернулась и увидела, как смотрит на Любку Леня. Она вдруг ему поверила — наверное, именно из-за его взгляда. Грустного, нежного и понимающего… «Похоже, что он тоже видит что-то в пустоте», — удивилась она.

А лотом Любка улыбнулась — или ей так показалось, — как улыбалась она только Фрине. Но на сей раз улыбка адресовалась именно Лене, и сердце защемило немного ревностью: ну почему ей-то никто и никогда так вот не улыбнется?

Ладно, родственничек, — проворчала она, — пойдем. А то мой организм без подкрепления придет в полное изнеможение от всех этих событий.

И что за ночь выдалась!

В баре было, как всегда, душно, музыка надрывалась так, что у Алены заболели уши. Она сидела, разглядывая янтарную жидкость в бокале, и молча курила, мрачно провожая взглядом струйки дыма.

Дыни не было. Этот факт Алена сначала не заметила, погруженная в собственные проблемы и мысли, но потом от этих самых мыслей ей стало так муторно, что она почувствовала необходимость в Дыне — чтобы хоть с кем-то поговорить, уйти прочь отсюда, куда угодно. В конце концов, именно Дыня мог оказаться для нее сейчас лучшим другом, черт бы его побрал…

Лучший друг… Она мрачно усмехнулась. Раньше у нее лучшим другом была Аська. Аська…

Она ощутила боль, такую боль, что невозможно стало дышать. Достав мобильник, набрала Аськин номер.

«Больше всего на свете, — подумала она, слушая длинные гудки, — я не хочу терять Аську. Я не хочу…»

Она почти забыла о мести или твердо решила, что мести заслуживает только Митя — Митя, посмевший разрушить ее, Аленин, мир.

Наконец она услышала в трубке Асин голос:

— Алло, я вас слушаю…

Она нажала «отбой» — нет, нет, нет… Аська тоже виновата. В конце концов, неизвестно же, как она отнесется к Алене сейчас?