Светлана Полякова - И улыбнется счастье…

— Я…

Она снова хотела возразить, но по холодному его взгляду поняла — все бессмысленно. Он положил перед ней раскрытую газету. «Вчера в Саратове было найдено тело Игоря Динова, — прочитала Алена. — Он, видимо, упал с лесов реставрируемой церкви Успения Богородицы. Следствие по этому делу ведется, но главной версией пока остается несчастный случай. Игорь Динов — сын известного в России Валерия Ивановича Динова, одного из самых влиятельных людей в бизнесе…»

Алена откинулась на кресле и закурила. При отце. На ее губах застыла улыбка. «Кто бы это ни был, спасибо», — подумала она и впервые за долгое время испытала облегчение.

Он стоял перед ней и впервые не находил слов. Только боль испытывал он — боль была сильнее любви, и она почувствовала это.

Медленно обернувшись, Ася окинула его фигуру, застывшую на пороге комнаты, грустным взглядом. «Зачем же мы теперь? — подумала она. — Если любовь превратилась в боль, и только… Я этого не хочу. И — какая же разница? Да и имею ли я право портить его жизнь?»

Приговор врача был суровым — у нее никогда не будет детей. Ни-ког-да… Она теперь прокаженная. В этом мире все гордятся потомством — это ведь на самом деле главное. За что же ей наказывать Митю?

— Ася, я тебя не понимаю…

— И понимать нечего, — сказала она, с трудом выпуская на волю слова. — Мир изменился вокруг меня, Митя. И, кажется, что теперь в этом новом мире нет места нам с тобой.

— Ася…

— Нет, Митя, — остановила она его порыв жестом руки, — Нет…

— Но я люблю тебя.

Она не верила. Разве ее теперь можно любить? Такую вот, которую она и сама…

— Митя, тебе это только кажется, — проговорила она. — Это было детство, понимаешь? А теперь настала взрослая пора. Оказалось, что все далеко не так просто, и…

Она остановилась, потому что вспомнила слова Анны Ахматовой — об отчаянии… «Главное — не терять отчаяния»… О, теперь только оно ее истинная сила. Может быть, благодаря своему отчаянию она выстоит?

— У меня никогда не будет детей.

— И что теперь?

Он не понимал ее.

— Ася, детей можно усыновить!

— Можно, — кивнула Ася. — Но мне хотелось своего. Твоего ребенка… Его не будет, Митя! Тогда зачем мы с тобой?

Он хотел ей сказать, что они уже есть. И раз они уже есть, глупо пытаться делать вид, что трагической случайностью была именно их встреча, а не обрушившееся на них несчастье.

— Тебе надо подумать, — сказал он. — Тебе просто нужно время. Я буду ждать. Я буду ждать, когда ты очнешься от своего кошмара. Я буду тебя любить всегда…

Она усмехнулась — едва заметно, кончиками губ. Глаза же остались грустными, наполненными болью. Глаза не верили его словам.

— Что ж… жди. Я не могу запретить тебе ждать меня. Только оставь мне право прийти самой. Хорошо?

Он не ответил ей. Поднялся с колен и пошел к выходу не оборачиваясь.

Ася сжала кулаки. Ей больше всего на свете хотелось остановить его, потому что она и сама не знала, как станет жить без него. Но она не сделает его своей жертвой. Никогда. Она справится. Она ведь сильная… И все-таки сейчас ей хотелось стать слабой. Очень маленькой, слабой, чтобы позволить кому-то взять себя на руки и прижать к груди.

Она подняла глаза, надеясь увидеть свое облако в окне. Может быть, тогда ей будет легче перенести утрату? Облака не было. Только небо — безграничное, голубое и жестокое, оставившее Асю в одиночестве.

Как будто небо обиделось за то, что она только что отказалась от его подарка…

Надоевшая до оскомины «звездочка» продолжала торчать перед Виолеттой, тараща свои до тошноты наивные глаза.

— Да как же, Виолетта, мне же Юра сказал, что вы должны со мной позаниматься! У меня чего-то в голосе не хватает…

«Тебе как раз голоса и не хватает, — подмывало ответить Виолетту. — А так все на месте… Грудь, попка, ножки… Курица ты моя дорогая. Окорочок поджаренный…»

— Раз он находит, что кто-то должен тебе помочь, пусть сам и занимается… — мило улыбнулась она. — Я лично считаю, что ничем не могу тебе помочь… Абсолютно.

Девушка расценила ее слова по-своему. В глазах сверкнуло торжество — ну, как же, она ведь так гениальна, что сама Журавлева признает, что помогать ей не стоит!

— Спасибо… — Она вскочила.

Правда, потом задержалась, обернувшись на Виолетту с некоторым сомнением во взгляде.

— Но Юра сказал мне, что без ваших уроков из меня не получится звезды…

— Юра — идиот, — проворчала Виолетта. — Только из таких, как ты, и получаются звезды… Иди и сверкай…

— Спасибо вам за добрые слова!

Девица явно не спешила уходить — мялась в дверях.

— Послушай, — сказала Виолетта. — Ко мне пришел мой очень давний друг. Я хочу поговорить с ним. Как ты думаешь, воспитанные девочки ведут себя так, как ты?

Девица покраснела, — Леня так и не понял, от стыда ли или от злости. Скорее всего от второго…

— Достал меня этот беспредельный кретинизм, — сообщила Виолетта, когда дверь за ней закрылась.

Она сидела в огромном кресле, вытянув ноги, и курила. Леня играл с маленькой Аськой. Отчаянно мечтавший о ребенке, Леня уже давно смирился, что своих детей им с Любкой не видать, вот и не упускал шанса поиграть с Виолеттиной дочкой.

— Ты ее балуешь, — сурово заметила Виолетта.

— Это кретинизм? — обернулся он.

— Нет, хотя тоже в своем роде… Кретинизм — это мои песни. Это я сама в предлагаемых мне обстоятельствах… Это куча напомаженных дурочек и старая корова в центре этой попсовой вселенной.

— У тебя-то рейтинг выше, чем у них всех, вместе взятых…

— Твой рейтинг тоже полный кретинизм, — парировала Виолетта.

— Но ты звезда…

— Я не ощущаю себя звездой, — усмехнулась Виолетта. — Я себя дурой ощущаю.

— Ветка, тебе просто надо отдохнуть. Надо взять Аську, и мы все вместе махнем в Калифорнию. Хочешь?

— Прямо в отель, — хмыкнула Виолетта. — «Отель „Калифорния“»… Не могу, дорогой ты мой. У меня обязаловка перед этой мафиозной группировкой, именующей себя «Мираклем». И ты это знаешь не хуже меня.

Пока я не сдохну на какой-нибудь сценической площадке в Мухосранске, они не дадут мне отдохнуть… Отдыхает главный лидер.

— Ты стала вульгарной, — не выдержал Леня. — Все время ругаешься. При ребенке.

— Я такой была всю жизнь, просто ты этого не приметил… А ребенок и не такое слышит. Увы.

— Ветка, я сам обо всем договорюсь. Хочешь? Тебе надо отдохнуть…

— Мне надо умереть, — сказала Виолетта. — Тогда грянет посмертная слава. Но от меня уже ничего не потребуют. Будут зарабатывать на некрофилии. Как ты думаешь, хорошая мысля пришла в мою башку?

Он ничего не ответил. Виолетта и в самом деле выглядела бесконечно усталой. Он подозревал, что Фрайман ей просто мстит таким вот образом — за то, что Виолетта ушла от него, забрав дочь. Он просто с ним поговорит. Нельзя же личное путать с делами… Что Фрайман будет делать, если его «призовая лошадка» падет прямо во время забега?