Кэти Чикателли-Куц - Карантин

«#карантинейджеры целовались!

Мы знаем имена #карантинейджеров! Флора и Оливер.

Может быть, маме Оливера нужно к #карантинейджерам, чтоб успокоить нервы?

Бедная Келси! #карантинейджеры.

Келси должна порвать с Оливером. Его мать психичка, и ему явно нравится Флора #карантинейджеры.

А Оливер поцелует Келси, чтоб она тоже заболела? #карантинейджер.

Оливер может подарить мне заразный поцелуй. #карантинейджер.

Один из #карантинейджеров болен!

Флора заслуживает это за то, что пыталась встать между Келси и Оливером. #карантинейджер.

#КомандаКелсер #карантинейджер.

#КомандаФлоривер #карантинейджер».

Флора наконец поднимает голову с ошарашенным выражением лица. Она все еще качает головой, когда в палату входит ее мама, в руках которой куча сиропов от кашля, носовых платков и чая. Несколько минут спустя Келси вальсирует по коридору, а затем – в мою палату.

Келси улыбается, и это уверенное выражение лица возвращает меня на каток в Проспект-парке.

– Привет, Оливер, – спокойно и официально говорит она, протягивая руки. Я медленно встаю с постели, чтобы обнять ее, но что-то в этих объятиях кажется знакомым, напоминает о том, как обнимал меня раньше кое-кто другой.

Я быстро отстраняюсь. На ее лице написано сочувствие, а я все думаю об объятии… Так люди обнимали меня на похоронах отца. Они… утешительные. Келси сжимает мне плечо, и я вспоминаю, как двоюродная тетя Берта делала так же.

– Тебе, должно быть, тяжело, что Флора теперь больна, – говорит она тем же спокойным тоном.

– Тяжело, – соглашаюсь я и встряхиваю головой, пытаясь избавиться от транса, в который она меня погрузила. – Но зачем ты сделала это? Как ты могла так поступить? Теперь эти незнакомцы пишут обо мне, о тебе, о Флоре, о нас. Это просто… фу! Моя мама взбесится! – Я вдруг понимаю, что похож на шестилетнего плаксу, но мне плевать.

Она удивляется.

– Сделала что?

– Выложила то видео! – чуть не ору, хотя я даже не знал, что умею орать.

– Ах, это? – говорит она, небрежно отмахиваясь. – А что такого? Я сделала видео, как знакомлюсь с мамой своего парня.

– Что такого? – рявкаю. – Из-за него моя мать выглядит чокнутой! Кажется, будто она нападает на тебя. И ты рассказала людям, незнакомцам, что Флора больна. Рассказала обо мне такое, что…

– Ну, может, кажется, будто она на меня нападает, потому что так оно и было, – обрывает меня Келси.

Я все жду кульминации. Такое чувство, словно… я схожу с ума.

– А команда Келсер? Команда Флоривер? Ты серьезно?

– Ах, это? Так забавно, что люди считают, будто у нас тут какой-то любовный треугольник. Полная глупость, мы же с тобой встречаемся! Меня это не беспокоит, вся эта драма – просто спектакль. Все знают, что мы принадлежим друг другу, – небрежно говорит она.

Келси не ждет моего ответа. Я все еще слишком шокирован тем, что людям больше нечем заняться, кроме как соединять мое имя с чьим-то еще. Слишком шокирован тем, что кто-то считает, будто я могу быть частью какого-то любовного треугольника.

И в какой я команде: Флоривер или Келсер?

– Разве ты не думаешь, что мир должен знать, как нам трудно? – спрашивает она.

– Нам? – пытаюсь сосредоточиться на ее словах.

– Все работает против нас. Ты – на карантине. Твоя мама не одобряет наших отношений. Соседка по палате – угроза твоему здоровью. Идеальный сюжет, не так ли?

– Что? – спрашиваю растерянно.

– Готова поспорить: Ромео и Джульетта хотели бы иметь возможность рассказать людям, как несправедливы их родители. Но они не могли, – ответила она с многозначительной улыбкой, – а мы можем.

Когда она говорит «Ромео», вспоминаю о Джои, и это заставляет меня подумать о Флоре. Смотрю через коридор, но Флора разговаривает с мамой.

– Прошлое – в прошлом, Оливер, – говорит Келси и снова сжимает мое плечо. – Но я вижу, что ты очень беспокоишься. Я удалю видео. – Она возится с телефоном и говорит: – Сделано!

– Да неужели? И это все? А как насчет тех, кто его уже видел?

– Не может быть, чтоб там было много людей.

– Ну, не знаю. Многие его откомментили.

– Правда? – глаза Келси разгораются. Она запинается и добавляет: – То есть я хотела сказать, здорово, что тебя поддерживает столько людей. Если передумаешь и захочешь, чтоб я снова его выложила, просто скажи. Как еще я могу тебе помочь?

– Э-э-э, не знаю. Сделать так, чтобы Флора не болела.

Келси слегка вздрагивает, когда я произношу имя Флоры.

– Кстати, наверное, тебе нужно поскорее выложить новости о ней. Люди беспокоятся. Какую-нибудь информацию для размышления. А пока тебе нужно что-нибудь еще? Что-нибудь принести?

Как бы мне хотелось, чтоб она могла принести сюда коробку свежего воздуха, запах свежескошенной травы, цветов, чеснока, жарящегося в ресторане. Меня сейчас устроил бы даже запах заполненных мусором летних улиц Нью-Йорка. Или приехала на машине и увезла меня куда-нибудь, куда угодно. Наконец отвечаю:

– Ну что ж… Это отстой, но мне уже давно хочется леденцов. Я ел их в путешествиях с родителями, когда был маленьким. Можно попросить маму принести их, но тогда она начнет читать мне лекции о том, как важно правильно питаться и все такое.

– Конечно, Оливер, принесу, – отвечает она.

– Правда? – Никогда не думал, что мысль о леденцах сможет так меня осчастливить.

– Конечно, – она тепло улыбается. – Думаю, пришло время для карантинной фотки!

– А, точно, это.

– «Это», какой ты глупый, – фыркает Келси.

Прежде чем успеваю осознать, что происходит, Келси встает со стула и закидывает руки мне на шею. Внезапная близость заставляет меня невольно улыбнуться, и она щелкает нас на свой телефон. Я выгляжу таким счастливым на этом снимке. Со стороны никогда не догадаешься, что снимок сделан в больничной палате, всего в нескольких метрах от человека с редким штаммом моно. При мысли о Флоре чувствую, как с лица сползает улыбка. Но Келси уже загружает фотку в сеть.

Она несколько раз щелкает по экрану.

– Вот! Это может стать нашим самым популярным постом!

– Точно, да, может стать, – отвечаю неловко.

– Что-то не так?

– Просто это кажется… каким-то неправильным.

– Что кажется?

– Соцсети. Лайки. Не знаю. Флора больна. Могут заболеть и другие люди.

– И лучшее, что можно сделать, когда ты расстроен, озабочен или напуган, – это связаться с другими людьми через социальные сети, поделиться с ними своей историей, разделить с ними боль.

– Да, возможно, – неуверенно отвечаю я.

Она смотрит на свой телефон и взвизгивает:

– О! Уже сорок восемь лайков!

Поднимаю свой телефон и смотрю на пост:

«Забочусь о #моемхрабромкарантинейджере. Надеюсь, со мной он почувствует себя лучше! #карантинейджер».