Кэти Чикателли-Куц - Карантин

Но почему-то… я чувствую себя даже хуже, чем накануне.

Я просыпаюсь, и это странно, потому что даже не помню, как заснула. Штора вокруг моей койки задернута, окна не видно, и непонятно, день сейчас или ночь. Это напоминает мне, как я засыпала за домашней работой и просыпалась в постели с толстым учебником вместо подушки, все еще не переодетая ко сну.

Когда такое случалось дома, я обычно вскакивала с постели в панике и мчалась к столу, посмотреть, что еще не сделано, сколько успею выучить, прежде чем пора будет собираться в школу. Сейчас сама мысль о том, чтобы встать с постели, кажется невозможной, ноги словно налиты свинцом, веки – тоже.

Снова открываю глаза. Кажется, я лишь моргнула, но это не точно. Моргаю еще раз. Теперь рядом мама. Не могу понять, почему она выглядит такой встревоженной. Смотрю на нее, пытаясь сглотнуть. Горло болит так, будто его залили лавой. Наконец удается спросить:

– С Рэнди все в порядке?

Мама смеется, но, кажется, что вот-вот заплачет.

– Моя Флора всегда думает о других, даже когда больна.

Больна . Опять это слово.

– Какой… какой сейчас день? – каждый звук дается труднее предыдущего.

Мама смотрит так, будто не понимает вопроса, но я слишком устала, чтобы повторять.

Джои появляется рядом с койкой со своей обыкновенной улыбкой на лице.

– Пятница.

Я не совсем это хотела узнать, но Джои, будто прочитав мои мысли, добавляет:

– Утро. Чуть больше девяти. Ты проспала весь визит своей мамы накануне.

Я киваю. Горло слишком сильно болит, чтобы сказать что-то еще.

В глазах Джои блеск, которого раньше не было. Он измеряет мне температуру и записывает в блокнот.

– Те же симптомы, что и у мужчины с вашего рейса. Та же временная шкала. Замечательно.

– Замечательно? – резко переспрашивает мама. – Моя дочь больна, а вы считаете, что это замечательно?

Он улыбается.

– Относительно говоря, да. А говоря с точки зрения медицины – определенно.

Мама опасно щурится и отвечает сквозь зубы:

– Когда ей станет лучше?

Джои листает блокнот, постукивая по нему ручкой.

– Нельзя сказать наверняка. В конце концов, об этой болезни мало данных. Но, судя по тому, что мы видели раньше, это быстрая и свирепая лихорадка, так что Флора должна почувствовать себя лучше через неделю или две. Будет видно. Именно поэтому все это так интересно!

– Интересно! – кричит моя мама. – Моя дочь вам не морская свинка!

– Нет, конечно, нет, – говорит Джои, но уже записывает что-то еще в блокнот. Потом поднимает на меня взгляд и похлопывает по ноге, но уверена: он думает о чем-то своем.

Снова медленно моргаю, а когда открываю глаза, мамы уже нет, и я понятия не имею, что это за день.

Смотрю через коридор на Флору. Поверить не могу, что она столько спит. И поверить не могу, до чего мне не хватает наших разговоров. Хочется ей помочь, как она помогла мне в самолете во время панической атаки. Но что я могу сделать?

Никогда раньше я не заботился о больных. Даже о больных животных. Если в метро кто-нибудь чихает, я задерживаю дыхание, а когда по телику кого-то рвет, всегда отвожу взгляд. От вида крови у меня кружится голова, и становится дурно от одного только слова «рана».

Никто из моих близких никогда серьезно не болел. Я осознаю, что Флора теперь – одна из моих близких и болеет.

Волосы почти полностью убраны с ее лица, и я впервые замечаю уши. Как я не видел, какие они маленькие и славные? У нее на щеке выбившаяся прядь. Одна рука лежит почти у рта, и пальцы шевелятся во сне, будто хотят убрать прядку. Вот бы я мог выйти из палаты, пересечь коридор и убрать волосы с ее лица.

Затем вспоминаю о вирусе, о том, что могу заболеть, о человеке с рейса. Смотрю на свои руки, бегу в ванную и мою их практически невыносимо горячей водой. Выйдя из ванной, вижу Келси, сидящую на стуле.

– А я думала, где ты есть?! – улыбается она.

– Выходил погулять, – отвечаю саркастично.

Она бледнеет на секунду.

– Правда? А это безопасно?

– Да я просто пошутил. Дурацкая карантинная шутка.

– Ха, точно.

Следует неловкая пауза, и это по-прежнему меня удивляет, заставляя задуматься, почему мне неудобно, когда она на меня смотрит.

Рассеянно взмахиваю руками и хлопаю в ладоши. Звук заставляет Келси вздрогнуть.

– О, я наконец-то вспомнила о твоих конфетах! – она роется в пластиковом пакете и достает коробку: – А вот и мы! – торжествующе говорит Келси.

Это коробка «Майк и Айкс» [4] Марка жевательных конфет. .

– О, тропические! – говорю. – Как… экзотично.

– Правда? Я подумала, ты как раз вернулся из Доминиканской Республики и все такое.

– А леденцы ты тоже взяла? – чувствую неловкость, хоть и не знаю, почему.

– Нет. Разве ты просил не «Майк и Айкс»? Кажется, моя бабушка любит леденцы.

– М-м-м, да, вероятно, я сказал что-то не то, – лгу. – Утомился от карантина и все такое.

Келси снова уткнулась в телефон. Она очень ловко управляется с ним в толстых перчатках костюма химзащиты.

– Теперь, когда я отдала их тебе, можно наконец запостить фотку!

– Какую фотку?

Она не отвечает, так что я поднимаю телефон, и число уведомлений изумляет меня. Прокручиваю их, пока не нахожу пост Келси – фото коробки конфет.

«Сладости для моего сладкого. Он их любит! #мойсладкийкарантинейджер #карантинейджер».

«#командакелсер до конца. #карантинейджер».

«Они лучшие. #карантинейджер».

«Хм, а можно, пожалуйста, новости о Флоре? #карантинейджер».

Открываю коробку и беру одну конфету ярко-синего цвета. Непонятно, какой у нее вкус. Закидываю ее в рот, но так и не могу определиться. Но это точно не леденцы. Не знаю, почему, но уверен: Флора принесла бы мне нужные конфеты. Кажется, она умеет заботиться о людях. Точнее, я знаю , что она умеет заботиться о людях, после того как она помогла мне справиться с панической атакой.

Роюсь в коробке конфет, вытаскиваю желтую и кладу в рот. То ли манго, то ли ананас, то ли лимон. Келси вскакивает со стула и бежит ко мне, размахивая телефоном. Она так возбуждена, что едва может говорить.

– «Реддит» хочет провести с нами «Вопрос – ответ»!

– Что?

– «Вопрос – ответ». Когда люди задают на «реддите» вопросы каким-нибудь знаменитостям. Любые вопросы. Тебе стоит глянуть, что люди спрашивали у Дэниела Редклиффа.

– А разве мы знаменитости? – бормочу.

Секунду Келси смотрит обиженно, затем игриво пихает меня локтем.

– Почему ты так любишь ставить меня в тупик? Конечно, да! Сколько еще человек на Земле встречаются во время карантина?

Встречаются . Как это случилось? Не знаю, что удивляет меня больше: слава или то, что я с кем-то встречаюсь. Понятия не имею, как объяснить все это Келси, так что беру еще одну конфету. Лайм? Арбуз? Честно говоря, не уверен, что мне все еще есть до этого дело.