Элизабет Эльберг - Лучше, чем друзья

Я принялась считать в уме. Леви пропустит весенние забеги. Не уверена насчет футбола в следующем году. А ведь он так гордился, что попал в основной состав! Ну ладно, хоть бег в следующем году не отменяется.

Я прошла на кухню. Миссис Роджерс сидела там за столом с Китом и Тимом. Кит улыбнулся мне, но потом застыл, увидев моего отца.

– Привет, ребят, – сказала я, чтобы разрядить обстановку.

Папа молча встал рядом.

– Все в порядке, – прошептала я ему.

Впрочем, не знаю, почему он переживал. Я уже доказала, что могу справиться с Китом. Если кто-то и должен волноваться, то это он.

Кит смущенно поднялся со стула.

– Он очень неудачно упал, – сказал он, и Тим закивал, соглашаясь. – И я клянусь, Макаллан, я не виноват.

– А с чего мне считать тебя виноватым?

Хотя, честно говоря, такая гипотеза у меня была.

Он издал неопределенный звук.

– Ну, ты явно от меня не в восторге.

– И чем же я выдала свои чувства? – сухо спросила я.

– Макаллан, – прервал меня папа Леви. – Он наверху и готов тебя увидеть.

Я медленно поднялась по ступеням, гадая, что ждет меня в комнате Леви. Дверь была открыта, но я все равно решила постучать.

Он сидел в кровати. Перебинтованная нога лежала на подушке, а на ней – сверток со льдом.

– Как ты? – спросила я, хотя по лицу было понятно, что плохо.

– Поверить не могу, что так облажался, – он откинул голову на подушку и закрыл глаза.

– Все будет хорошо, – я пододвинула к кровати стул от письменного стола. – Ты скоро поправишься – может, даже сильнее станешь.

– Полгода. Это как минимум.

Он будто не верил собственным словам. Его взгляд метнулся в мою сторону.

– А это что?

Он жестом показал на пакет с брауни, про который я совершенно забыла. Я вцепилась в него, словно в спасательный круг.

– А, это… хочешь брауни? Их только нужно разморозить.

Я вела себя как полная идиотка.

Он рассмеялся:

– Рад, что что-то не меняется.

Он слегка поморщился, и я подскочила на ноги.

– Все хорошо? Принести что-нибудь?

Вдруг ему стало хуже, да еще в моем присутствии?

– Нет, – он посмотрел на свою ногу. – Или, знаешь, принести. У тебя не завалялась в сумке новая связка?

Я очень обрадовалась, что он шутит. Не то чтобы шутка получилась такой уж смешной, но раз у Леви осталось чувство юмора, то не все пропало.

Мы несколько минут посидели в тишине. Я понятия не имела, что ему сказать. Честно говоря, я много месяцев ждала, когда он передо мной извинится. И я почти сказала ему тогда, что ему только и нужно было, что попросить прощения. Искренне попросить. Но момент был неподходящий.

На улице стемнело. Пользуясь предлогом нарушить молчание, я поднялась.

– Тебе, наверно, нужно…

Он схватил меня за руку.

– Прости меня, Макаллан.

У меня в голове был целый список того, за что он должен извиниться. Я могла бы напомнить ему тысячу случаев, когда я его поддержала. Тысячу случаев, когда его слова или поступки меня обижали. Сколько боли он мне причинил. Но мне не нужно было об этом говорить.

Потому что он и так обо всем знал.

Вместо этого я сказала то, что нам обоим нужно было услышать.

– Все в порядке, – я склонилась и поцеловала его в лоб.

– Нет, не в порядке. То, что я сделал…

Я остановила его.

– Я знаю. И ты извинился. Ты тоже прости меня. Я думаю, мы оба хотим вернуть все как было.

– Да, этого я и хочу, – он улыбнулся мне знакомой улыбкой, которую я не видела уже много месяцев. – Ты знаешь, что я тебя не заслуживаю.

– Уж поверь мне, знаю.

Я подмигнула ему, развернулась и пошла вниз. Я чувствовала, что теперь все будет хорошо.

Мы оба ошибались и упрямились, но все равно хотели идти навстречу друг другу, а не в разные стороны.

– Эй! – Папа просиял, увидев меня. – Ты улыбаешься. Видимо, наверху все прошло хорошо?

При нынешних обстоятельствах мне не следовало бы так радоваться, но что я могла поделать?

В мою жизнь вернулся Леви.

Последние недели перед Рождеством прошли суматошнее обычного.

Приходилось готовиться к экзаменам, покупать подарки и сидеть с соседскими детьми, чтобы было чем заплатить за эти подарки, а еще помогать Леви в школе. Мне дали ключи от его машины, и я помогала маме Леви отвозить его в школу и забирать оттуда. Еще я носила его сумку, что бесило его даже больше, чем костыли, на которых он ходил до операции (ее назначили на третье января).

Кит, Тим и другие ребята из команды помогали Леви в первые несколько дней, но потом либо чувство вины, либо желание облагодетельствовать друга поутихло – и они пропали из виду. Конечно, они по-прежнему вопили «Калифорния!», завидев его в коридоре, но этим их поддержка и ограничивалась.

Конечно, Стейси и другие чирлидешри – даже Эмили! – были более чем рады помочь. Ведь роль сестры милосердия овеяна романтическим флером.

Но Леви оказался неблагодарным пациентом. Ему претило просить друзей о помощи, и девичья жалость его не радовала. Особенно ему было тошно, когда с ним в школу приходила мама. От этого он чувствовал себя первоклашкой.

Поэтому оставалась только я. Думаю, от моей помощи он тоже был не в восторге, но я не допускала в свой адрес никакой критики. Поэтому мы отлично ладили.

– Я сам, – сказал он однажды после обеда, когда я стала открывать ему шкафчик.

– Ладно, дерзай.

Я отступила в сторону и стала наблюдать, как он, балансируя на одной ноге и приставив костыли к стене, возится с замком. Когда дверца открылась, ему пришлось отскочить, чтобы распахнуть ее. И один костыль упал, когда Леви пытался удержать сумку с обедом.

По счастью, я предусмотрела такую вероятность и схватила сумку, пока она не оказалась на полу.

– Знаешь, я ведь могу готовить тебе обед и приносить в школу. Это мне совсем не трудно, – предложила я.

– Я сам, – пробормотал он.

Я решила его поддразнить.

– Ох, бедняжка, ему предлагают готовить обед. Тебе же нравится, как я готовлю.

Мимо нас прошла Даниэль.

– Подождите, ты предлагаешь услуги повара? Что мне сделать, чтобы ты принесла мне свой салат с курицей?

– Травмируй себя, – рявкнул Леви.

Я, глядя на Даниэль, покачала головой:

– Как видишь, сегодня мы не в духе.

– Не говори обо мне, словно я младенец, – проворчал Леви.

– Ой, да ладно тебе, – мы втроем пошли в столовую. – Если весь день будешь так себя вести, мы можем куда-нибудь отсесть и не мешать.

– Прости, – тихо сказал он. – Я не хотел…

Я великодушно закончила предложение за него:

– Не хотел быть упрямым. Неблагодарным. Унылым. Занозой в заднице.

– Ага, – он заулыбался. – Вот этим вот всем – и много кем еще.

Я поставила его сумку на стол, взяла костыли и приставила к стене.

– По крайней мере, ты это признаешь. Еще признай, что я прекрасный друг.