Элизабет Эльберг - Лучше, чем друзья

Ты всю жизнь мне будешь это припоминать?

Дай подумать… Да.

Не сомневаюсь.

Должны же у меня быть хоть какие-то козыри.

Действительно.

У тебя-то их целая колода.

Сам виноват.

Ладно, Флойд, как скажешь.

Ох, ты еще за это поплатишься.

А в этом не сомневаюсь я.

Как ни странно, начать год с операции на колене оказалось не так ужасно, как я думал. Я пропустил первую неделю занятий в школе, конечно… Но жаловаться на это я не буду.

Уверен, все со мной намучились – но это потому, что я сам мучился страшно. Я прошел свои пять стадий горевания: сначала был в ужасе, потом расстраивался, после появилась злость, которая переросла в растерянность, превратившуюся в депрессию.

Но потом, как обычно, появилась Макаллан – и терпеть мои выходки она не стала. Когда я жаловался, она не унималась, пока я не смирялся со своей судьбой – или не начинал смеяться. Она возила меня в школу и обратно. Помогала мне с книгами, готовила для меня, делала все, что мне было нужно, и ни разу не пожаловалась сама. Разве что на мои собственные жалобы. Которые звучали часто.

Что-то в ее помощи меня успокаивало. Мне не нравилось, как носится со мной мама. Я не хотел, чтобы папа считал меня слабаком, хотя уж кто-кто, а он понимал всю серьезность моей травмы. И меня тошнило от одной мысли, что парни считают себя обязанными мне помогать.

Ах да, и Стейси. Мне нравилась ее компания, но с Макаллан все было по-другому.

В новогоднюю ночь мне на секунду показалось, что она ответит, что хочет быть со мной. Что хочет поцеловать меня. Она молчала всего пару секунд, но за это время мои надежды разбухли, как на дрожжах.

Она стала одной из последних, кого я увидел перед операцией, и одной из первых, кто навестил меня, когда я очнулся. Она даже в школу в тот день не пошла, чтобы провести время со мной и моими родителями. Всю неделю она носила мне домашку и уморительно изображала сценки из школы.

Она даже отвозила меня на физиотерапию. И я был очень ей признателен. Физиотерапия – полный отстой. Очень больно. И очень раздражает. Мне пришлось заново учиться сгибать колено; такое простое действие доставляло мне боль и почти не получалось. Если бы со мной была мама, она бы места себе не находила, глядя, как мне больно.

Но Макаллан стояла рядом и помогала мне, когда видела, что нужна помощь. Когда со мной занимался доктор, она делала уроки. Ее присутствие давало мне силы не сдаться, не впасть в истерику, не расплакаться. А физиотерапия вызывала у меня именно такие желания.

После особо болезненного упражнения Макаллан села рядом со мной. Мне делали электрофорез и прикладывали к ноге лед.

– Как самочувствие? – спросила она.

– Лучше.

Я соврал.

Моя доктор, Ким, подошла настроить аппарат.

– Сегодня он отлично потрудился. Я уверена, что ко времени бала мы оставим только скобу.

– Отлично!

Макаллан лучезарно мне улыбнулась.

Ким потрепала ее по плечу:

– Тебе придется проследить, чтобы он опирался на тебя во время танцев, но ты сама знаешь, какие мужчины гордые, так что убеди своего парня.

Макаллан непонимающе уставилась на Ким.

– Эмм… ладно. Но мы с Леви не…

– А! – Ким обвела нас взглядом. – Я подумала, простите, я не хотела сказать, что…

Сколько раз с нами это уже случалось. Не сосчитаешь. Было вполне логично, что Ким приняла Макаллан за мою девушку. Я сказал ей, что у меня есть девушка; я много говорил о Макаллан; Макаллан каждый раз приезжала на терапию со мной. Но, хоть убейте, не припомню, называл ли я хоть раз имя Стейси. Думаю, да. Вряд ли я забыл бы упомянуть имя моей девушки.

– Прости, – извинился я перед Макаллан.

Словно это была моя вина, что люди предполагали, что мы вместе. Хотя, может, и моя.

Она отмахнулась:

– Ничего. Может, если бы ты разрешил Стейси привозить тебя…

Я знал, что зря запрещал Стейси помогать мне. Но мне нравилось проводить время терапии с Макаллан.

– Ну да ладно, – она выпрямилась на стуле. – Сегодня за обедом был прикол. Кит такой: «Я хотеть еда, я ненавидеть еда в столовой, я заслуживать большего».

Когда Макаллан изображала Кита, то притворялась неандертальцем – что, возможно, было не так уж далеко от правды. Она сгорбилась и выставила вперед челюсть.

– И Эмили такая «Ох. Боже. Мой! Что-то ты слишком разборчив для человека, который считает, что пицца – это овощ».

Изображая Эмили (да, впрочем, и любую другую девушку), она начинала говорить с искусственными интонациями, накручивать локон на палец и широко распахивала глаза.

У нее получалось ужасно забавно, и я смеялся до колик даже над самыми идиотскими историями. Даже сильнее, чем если бы я сам там присутствовал.

– Ты такая дрянная девчонка, – поддразнил я ее.

– Эй, я просто рассказываю, как было.

– А что еще сегодня случилось?

Я должен был пойти в школу в понедельник и не очень-то был этому рад, хотя мне было полезно вернуться к нормальной жизни. Я не мог вечно жить в обществе одной Макаллан, как бы мне этого ни хотелось.

Она помедлила.

– Ну, это…

Макаллан закусила губу. Похоже, нервничала.

– Ты знаешь Алекса Кертиса?

Алекса Кертиса? Он окончил школу в прошлом году. Играл в баскетбол, причем очень хорошо. Мы несколько раз тусовались летом, пока он не уехал в Маркетт.

– Ага, – сказал я несколько резче, чем собирался.

Алекс был отличным парнем, но мне бы не хотелось, чтобы Макаллан так думала.

– Так вот, я случайно натолкнулась на него пару дней назад, мы пообщались, а еще наши мамы очень дружили раньше… – Макаллан явно замялась. – В общем, он предложил пойти со мной на бал.

Макаллан пойдет на зимний бал с парнем из университета? И у них, похоже, что-то было раньше? А еще она пару дней назад разговаривала с ним, но ни разу не упомянула это?

– Отлично, – только и нашелся я, что ответить.

На ее лице проступило облегчение.

– Да, он очень милый. И я совсем не думала про бал, но он сам заговорил. Спросил, с кем я иду, и когда я сказала, что ни с кем, он… – Макаллан зарделась. – Он сказал, что это ужасное недоразумение и он твердо намерен это исправить.

Она хихикнула.

Меня чуть не вырвало.

– Тебе же он нравится? – спросила она.

Думал ли я, что Алекс Кертис – хороший парень? Конечно.

Хотелось ли мне прямо в этот момент врезать ему со всей силы по лицу? Еще как.

Почему я не мог сказать этого Макаллан? Почему не мог признаться в том, что чувствую? Почему я боролся с тем, чего хочу – нет, в чем нуждаюсь, – так отчаянно?

Но потом я вспомнил, как Макаллан сбежала сразу после того, как я признался ей в любви. Как скованно она себя вела, вернувшись из Ирландии. Как сильно я боялся оттолкнуть ее.

Может, теперь все было бы иначе?