Синти Шелтон - Ресторан Мари Дюпьер

Сначала я предположил, что на снимке запечатлен человек, очень похожий на Ромарио, но сомнения мои быстро исчезли: его пухлые капризные губы, сетка морщинок у глаз в виде зигзага, а главное — родимое пятно на подбородке! На табличке под снимком я прочел название «Остановка в стране желтых холмов».

Я записал фамилию фотографа — снимок был сделан женщиной — и поспешил в дирекцию выставки.

Мне дали номер отеля, где остановились участники, и весь вечер я не отходил от телефона, слушая длинные гудки.

Ее звали Роберта Дюко. Из каталога выставки следовало, что она работает фотокорреспондентом в «Нью-Йорк таймс».

Набрав ее номер, наверное, уже в сотый раз, я наконец-то услышал в трубке щелчок.

У нее оказался низкий, чуть хрипловатый голос. Она сразу согласилась встретиться со мной завтра.

Остаток дня я ломал голову, как объяснить ей свой интерес к снимку. Ничего не придумав, решил рассказать все как есть, не вдаваясь, разумеется, в подробности…

В ответственные минуты моей жизни мне всегда хочется что-нибудь кардинально изменить в своей внешности. Я купил себе новую куртку ярко-красного цвета. Подумав и посчитав деньги, я осуществил свою давнюю мечту — купил новый велосипед, из таких, на которых выделывают разные выкрутасы отчаянные ребята. Для завершения имиджа я оставил три сотни марок в парикмахерской.

Она оказалась достаточно самоуверенной француженкой с черными вьющимися волосами и вполне французской фигурой. Выглядела она очень молодо. У нее была привычка удивленно поднимать брови и при этом жадно затягиваться сигаретой. Курила она, кстати, что-то, по моим представлениям, непотребное.

Я, надо признать, вел себя как полный идиот. Я не мог выбрать, с какой интонацией мне говорить и как себя вести. Мало того, я ощущал себя одновременно несколькими разными людьми. Моя новая внешность тоже мешала мне. Мне казалось, что француженка видит все ее несоответствие тем ощущениям, которое я испытывал.

У меня были с собой репродукции ее фотографий, приобретенные в дирекции фотовыставки. «Видите ли, мадам, на этом снимке среди грибов, в стране холмов и доселе невиданных мной колес, вы запечатлели моего сердечного друга, следы которого я потерял много лет назад и уже отчаялся отыскать вновь», — забормотал я. Француженка не отрывала взгляд от моего лица. Ее глаза ужасно нравились мне. Они были сильные, волевые и в то же время чуточку безумные… Глядя в них, я почти лишился дара речи.

Я ругал себя на чем свет стоит: это же надо было так вырядиться! Да еще сказать про Ромарио, что он мой «сердечный друг». Теперь она наверняка думает, что я голубой.

Она мне дала свою визитку. Когда она доставала из внутреннего кармана куртки, я заметил, что свитер у нее под курткой надет на левую сторону. Белый свитер крупной вязки, на внутренней стороне которого, бывшей теперь наружной, почему-то имелись следы губной помады. Она, конечно, не знала про свитер и помаду, но если бы и знала, подумал я, ей скорей всего наплевать на это…

И на то, как я к этому отношусь. Ее глаза смеялись.

— Рада была бы помочь вам, но, боюсь, это не так просто сделать. Вашего «сердечного друга», — она не удержалась и слегка выделила эти слова, — я не знаю. И даже не могу вспомнить сейчас, где сняла его. Мой архив хранится в Париже. Если вы оставите мне свой адрес, я по приезде в Париж сообщу вам все, что выяснится о снимке.

Сказав это, Роберта полезла в сумку за новой пачкой сигарет. Все-таки она чертовски пластична, подумал я. И тут случилось неожиданное. Кладя сумку на скамейку, она, сама не заметив этого, хлестнула широким кожаным ремнем мне прямо между ног.

Не помня себя от боли и совершенно не осознавая, что делаю, я вскочил со скамейки и, кое-как взобравшись на велосипед, поехал прочь, сильно виляя.

Когда я отъехал немного, боль стала отпускать. И я попытался выправить ситуацию: обернулся макнуть ей на прощание рукой. Но как только я обернулся, меня ослепила вспышка ее фотоаппарата. Я едва справился с управлением. А Роберта засмеялась и помахала мне рукой.

В тот же день я уехал из Берлина, даже не попытавшись встретиться с ней еще раз…

Лондонские улицы встретили Натали своим привычным ветром, дувшим, казалось, во все четыре стороны. Она попала в час пик. Медленно перемещаясь по Пэддингтон-стрит от светофора к светофору, она время от времени смотрела на свое отражение в зеркале заднего вида. Путешествие изрядно вымотало ее, лицо осунулось, но глаза ярко блестели, и она решила, что выглядит для своих тридцати восьми очень неплохо.

Вот наконец и ее дом на Черчилль-стрит. Ей повезло, она почти сразу нашла место для парковки.

На столике для почты в прихожей ее встречала Перл — красивая короткошерстная кошка с крупной щекастой головой и сильным хвостом.

Свою кличку Перл получила за пепельно-голубоватую расцветку и жемчужный блеск шерсти. Она появилась в доме два года назад. Однажды утром Натали услышала шум внизу — Энн Ли, ее горничная, уговаривала взрослую кошку с янтарными глазами уйти с порога и дать закрыть дверь. Обожавшая кошек Энн легонько подталкивала красавицу, приговаривая при этом что-то ласковое, но та сидела в дверном проеме незыблемо. Увидев Натали, киса сразу направилась к ней, как к старой знакомой, к которой приехала погостить, а теперь ее не пускают. «Вот, мисс Гарднер, никак не хочет уходить», — пожаловалась горничная.

«Что ж, пусть остается», — вынесла вердикт Натали, и, словно поняв, о чем был разговор, кошка взбежала по лестнице на третий этаж и остановилась перед спальней хозяйки.

Горячий душ и чай с молоком сделали свое дело. Натали еле добрела до спальни, и как только ее голова коснулась подушки, моментально уснула. Она спала так крепко, что не слышала ни телефонных звонков, ни барабанившего за окном дождя. Ей снились бесконечные дороги, по которым она мчится с умопомрачительной скоростью, невероятные закуски и экзотические фрукты…

Когда она проснулась, за окном мерцал сероватый свет. Часы на журнальном столике показывали семь, но она не понимала — вечера или утра. Натали лежала на спине, ощущая приятную слабость во всем теле, и прокручивала в голове план, составленный в дороге. Начинать, конечно же, придется с тех самых бумаг, что лежат в портфеле Алекса.

Но сначала — кофе…

Она заварила кофе и устроилась у окна на кухне. Вчерашний дождь превратился в мокрую взвесь, которая накрыла Лондон мутной пеленой. На столе лежали скопившиеся за время ее отсутствия деловые письма. Она аккуратно собрала их в стопку и вложила в держатель для салфеток. Вечер в парижском ресторане никак не шел из головы, и еще одна назойливая мысль — о долгосрочном кредите, который нанявший ее банк пытался получить назад от Лионского химзавода, — не давала покоя.