Синти Шелтон - Я увезу тебя из города слез

— Я также рад, что вы нашли время принять меня, — ответил Касуэлл. — К сожалению, неотложные дела требуют моего присутствия в Лондоне завтра утром. Если вы не возражаете, то я предпочел бы совместить разговор с ужином.

— Прошу вас, — улыбнулся хозяин.

Касуэлл сел и без церемоний наполнил свою тарелку — лакеев в этом доме не водилось, поскольку разговоры, происходящие здесь, как правило, не были предназначены для постороннего уха.

— Я доволен вашей работой, — произнес он, пригубив текилы. — Однако Марк доложил мне, что возникли трудности. Я знаю, что вы никогда не паникуете из-за ерунды…

— Необходимо на время прекратить эксперименты, — тихо проговорил хозяин. — Это становится опасным.

Касуэлл отложил свой прибор и тяжело посмотрел на него. Некоторое время он молчал.

— Что ж, если это говорите вы, то так и следует поступить, — наконец произнес он. — Но мне чертовски жаль вычеркивать вас из своих планов. Я не хочу вторгаться в ваши пределы, но, может быть, я могу разрешить возникшие проблемы?

Хозяин покачал головой:

— Расследованием последствий эксперимента занимается Европейский центр по борьбе с распространением наркотиков. Вы понимаете, чем это может обернуться.

— Нет, не понимаю, — быстро проговорил Касуэлл. — И при чем тут наркотики?

— Одна из версий, выдвинутая при расследовании дела с самоубийствами, заключалась в том, что, возможно, студенты употребляли какой-то новый вид наркотиков.

— Что за чудовищная идея! И Центр принял ее всерьез?

— Центр обязан вмешиваться во все дела, где хоть однажды прозвучит слово «наркотик».

— Странные обязанности, — пробормотал Касуэлл. — Однажды Центр уже помешал мне… Это перестает казаться случайностью, вы не находите? А если вы скажете мне, что в деле опять фигурирует мадемуазель Ферран, то я и вовсе отброшу мысль о случайности. Я прав? — Задав вопрос, Касуэлл уставился на своего визави.

— Да, сэр, — склонил тот голову. — В эпизоде с Уолтером действительно участвовала она. И она же занимается расследованием в университете. Ваши люди ходят за ней по пятам.

— Я стал слишком стар, — сказал Касуэлл, пытаясь сдерживать ярость. — Я слишком надеюсь на своих помощников. А они, оказывается, теперь сами решают, что мне следует, а что не следует знать. Дьявол!

— Все можно поправить. Но на это нужно время, — проговорил хозяин, тяжело дыша.

— Девчонка работаете группой? — поинтересовался Касуэлл.

— Она никогда не работает с группой. Она из разряда одиночек.

— Уже легче, — пробормотал Касуэлл, по-видимому, успокаиваясь. — И до чего она докопалась?

— Пока ни до чего. Но… она вошла в контакте Серпиери. Возможно, не случайно.

— Я хочу, — проговорил Касуэлл, — чтобы вы провели еще один эксперимент. И затем — все. Пока все. Какой срок необходим, чтобы все улеглось?

Хозяин помолчал, потом произнес:

— Думаю, что месяца через четыре все успокоятся. Лишь бы не выплыло наружу, что все они были участниками эксперимента. Но, я думаю, это невозможно.

— А если предположить невозможное?

— Тогда Серпиери давно бы давал показания в полиции. Впрочем, ни один прокурор не смог бы сформулировать обвинение. Дело ограничилось бы общественным скандалом.

Касуэлл встал и начал молча прохаживаться по комнате. Затем он повернулся к хозяину.

— Есть ли возможность продолжать исследования? Пусть не в университете… Возьмите Серпиери к себе, в конце концов.

Хозяин кивнул.

— Я и сам думал об этом. Но вы не можете не понимать, какие в этом случае возникнут проблемы.

Касуэлл посмотрел на него, прищурившись:

— Если дело будет в ваших руках, проблем не должно возникнуть.

— Благодарю.

Касуэлл подошел к окну и распахнул его. В гостиную ворвался холодный воздух.

— Если бы не эта нелепость с Дюбуа, — проговорил он медленно, — я мог бы обойтись без итальянца. И без остальных. Есть ли какая-нибудь надежда на выздоровление Дюбуа?

— Сейчас трудно об этом говорить. Служба Уолтера принесла с извинениями несколько сот тысяч долларов.

Были наняты лучшие эскулапы. Наконец, приехала бывшая подруга Дюбуа — светило клинической психиатрии. Есть ли надежда в таких обстоятельствах, спрашиваете вы?

— Он очень нужен мне. Что мы можем сделать в этом смысле?

Хозяин покачал головой:

— Он попал в поле зрения Центра…

— Я вас не узнаю, — удивился Касуэлл. — Сделайте так, чтобы Центр потерял всякий интерес к нему.

— Это невозможно. Интерес Центра к Дюбуа подогревает Жаклин Ферран.

— Я вас не узнаю, — повторил Касуэлл. — Сделайте так, чтобы она вышла из игры. Раз и навсегда.

— Если вы сделаете это сами, — возразил хозяин, — это будет выглядеть более естественным.

Касуэлл внимательно посмотрел на собеседника:

— Пожалуй, в ваших словах есть резон. Я подумаю над ними.

Выйдя из дверей университета, Жаклин ощутила страшную усталость. Конечно, можно было никуда не ехать, а остаться в университетской квартире, но она подумала, что здесь ей не дадут заснуть — замучают звонками с предложениями общения. Было восемь вечера — для мужского преподавательского состава самое время приглашать молодую женщину на ужин. А для конторского начальства — время требовать отчета, поэтому просто отключить телефон она не могла. Что же ей оставалось? Жаклин зябко повела плечами и решила дойти до городской квартиры пешком, в надежде, что прогулка под слегка моросящим дождем немного взбодрит ее.

Профессиональным взглядом осмотрев улицу, она не обнаружила ничего подозрительного. По-видимому, ее «спутники» не успели зафиксировать момент ее прибытия в университет. Серпиери знал о ее приезде, значит, он не входил в число тех, кому были интересны ее передвижения по городу. Жаклин поймала себя на мысли, что безопасная обстановка почему-то совсем не радует ее. Она чувствовала свое бесконечное, непреодолимое одиночество. Ее никто не ждал, ей некому было уткнуться в плечо и пожаловаться на судьбу. Амстердам был чужим и неприветливым. Во всем городе не было человека, к которому можно было бы прийти, не опасаясь ничего.

А она нуждалась в таком человеке.

Размышляя подобным образом, она подошла к своему дому и еще раз убедилась, что слежки за ней не было. Похоже, сегодня она была не нужна даже врагам. Открыв дверь квартиры, она, не снимая плата и не включая света, вошла в комнату и повалилась на диван.

Аллен Вендерс проснулся и посмотрел на часы. Он мог бы и не делать этого, потому что всегда просыпался в одно и то же время. Вот и сейчас стрелки его любимого «Ролекса» показывали шесть часов. Он прошел в ванную. Поигрывая еще крепкими мышцами под струями обжигающе-холодной воды, он пришел в отличное расположение духа и даже запел что-то бравурное. Потом он завернулся в жесткое полотенце — Вендерс, считавший себя солдатом, халаты презирал — и, по-прежнему напевая, уселся в кресло в гостиной и набрал номер своего помощника. Радоваться, как выяснилось, было нечему. Его «наружка», потеряв Жаклин еще в Берне, так и не сумела отыскать ее снова.