АlshBetta - Русская [СИ]

Но ничего не было. Он вытерпел меня в баре, довез до квартиры — своей — и… уложил спать! И завтраком кормил!

Я довела себя до помутнения рассудка, пока выстраивала эту схему в своей голове, ковыряя кашу.

И, конечно же, единственное, что можно было ответить на его вопрос после такой мыслительной ревизии, было:

— Нет. Поэтому я здесь.

Так что нечего сейчас жаловаться на мирскую несправедливость и неземные испытания. Я сделала выбор, приняла решение, запила его сладким чаем — не знаю, сколько ложек было в том напитке, что он предложил мне, но явно не меньше пяти, — и проглотила. Признала.

Вот и иду.

— Degne della corona, — едва слышно, так, что бы приметила только я, произносит Рональд. На его лице все еще полуулыбка, но она застыла, как каменная. Он весь застыл, хоть и идет дальше. Заледенел.

Этой фразы я не жду. Чего угодно, только не этой. Только не с таким смыслом.

«Достойная короны» — надпись на моем медальоне, надетом сегодня, рядом с крошечной детской фотографией. Она на итальянском, но благодаря матери я знаю, как расшифровывается. И это единственное слово, что мне по-итальянски, в отличие от Ронни, известно. Кроме перевода своего имени.

Хочу спросить, с каким умыслом это было сказано. Но передумываю — еще расплачусь…

До лучших времен. Еще будет возможность.

Чтобы отвлечься, скольжу взглядом по ровным рядам свадебных украшений, заполонивших нашу веранду. Белые, как снег. Изящные, как лебеди. И дорогие — баснословно. Неужели Рональд расщедрился? Или, как и с платьем, здесь повлиял вкус Каллена?

Веранда закрыта четырьмя прозрачными стенами, за которыми видно на милю вокруг — я больше всего не люблю это место именно по этой причине, — и каждое из окон разукрашено сверху и снизу морозно-акриловым узором. Привлекает внимание, дополняет обстановку. Украшает.

Сам алтарь — очень бы хотелось, чтобы не жертвоприношений, — располагается в дальнем конце огромной комнаты. Он возле дверей, которые летом всегда открыты — это повелось еще со времен мамы. Они сегодня завешаны полупрозрачными шторами, дабы не бросаться в глаза, и засыпаны цветами — такими же, что собраны в арку. Я вижу их впервые, но благодаря Роз знаю, как называются — канны. Розовые, почти тот же оттенок, что и моя помада.

Стулья присутствующих тянутся от входа, в который мы с отцом торжественно вошли полторы минуты назад, до конечной цели пути. Их не меньше сотни, насколько я могу судить.

Стоило, наверное, утвердить список гостей — я бы не звала такое множество незнакомцев. Но, в конце концов, это право Эдварда и Свона. Это их развлечение, какими бы словами ни называли. Музыка, сопровождающая нас, играет чуть громче — арка близко. И только теперь, когда решающего момента не избежать, а убегать поздно, я наконец смотрю на мужчину, стоящего рядом с ней.

Не на цветы, шторы, украшения или металлические переплетения, не на гостей, чьи лица все равно никогда не запомню… на него. Честно. Открыто.

И тут же сталкиваюсь с тем, чего больше всего боюсь: глазами. А в них теплится восторг… мной? Да нет же… платьем. Ну конечно.

Я не склонна к правильным выводам — с самого детства отец твердил это, — но сегодня, думаю, делаю правильный — по поводу Эдварда. Он очень хорошо выглядит в подобранном костюме: иссиня — черный смокинг, чуть отдающий синевой, со светлой рубашкой — почти под тон моему платью, дополняющим образ штрихом в виде темно-бордового заправленного галстука. С крохотным незаметным камешком посередине… мне уже пора завидовать? Или еще нет?

Рональд осторожно, дабы не испортить такой знаменательный момент, помогает мне подняться на ступеньку, подводящую к алтарю. Снова надевает на лицо прежнее, расслабленное выражение, давая понять в первую очередь Каллену, а затем и всем остальным, как доволен и счастлив, с каким упоением будет вспоминать этот день.

У отца большая ладонь, я знаю это с детства. К тому же, она тяжелая… и даже теперь, при условии, что все старается делать как можно аккуратнее, движения не слишком мягкие.

У Эдварда ладонь больше — я обращаю на это внимание только сейчас, хотя неделю назад именно благодаря ей удержалась на ногах возле бара, — но мою она берет настолько нежно и осторожно, что диву даешься. И только после того, как я вкладываю свою окончательно, держит крепче, как нужно.

Мы поднимаемся на еще одну ступеньку, повыше, и оставляем Ронни и всех гостей за спиной. Меня немного потряхивает от всего того же мерцающего тока, скользящего вдоль позвоночника, который уже научилась различать, который подпитывается характерным ароматом Эдварда, буквально сдавливая горло. Скрывая дрожь, стискиваю зубы, а на губы, для лучшей маскировки, натягиваю улыбку, хоть актриса из меня и никакая.

— Изза, — шепотом зовет мужчина. Таким странным тоном… доверительным?

Я смелею настолько, что еще раз смотрю ему в глаза — прямо в глаза, пусть и секунду.

В них не пробегает ни одной нотки сомнений, ни капли напряжения или, что было бы логично, хмурости, недовольства моей скованностью и отсутствием правильного настроения. Все, что занимает место, все, что важно — призыв успокоиться. Не грубый, не страшный. Легкой волной…

Если я не исполню, он меня не накажет. Он расстроится.

Священник начинает свою заранее заготовленную, миллион и один раз произнесенную речь. Он видел разных людей и разные пары. И запретные союзы видел, и желанные — обеими сторонами, что немаловажно, и такие, что заключались исключительно на правах сделки, когда ни жених, ни невеста намерений отдавать свою руку и сердце не имели… Но такую, как мы, думаю, женит в первый раз.

Не новость, что жених намного старше невесты. Не новость, что невеста намного младше жениха. Нет интересного в том, что деньги сплотили двух людей и свели вместе — пусть даже одному из них они и не принадлежат…

Смысл в другом: в том, что вкладывает в этот брак Эдвард, что хочет получить из него. И что меня он не хочет — как женщину. И что планирует развод — причем развестись будет позволено мне. Изначально обговоренные условия, изначальные принципы, какие-то догадки — все мимо. Я опять в этом убеждаюсь.

— Поскольку ни на что не было указано, что могло бы воспрепятствовать этому брачному союзу, я спрашиваю тебя, Эдвард Каллен, согласен ли ты взять в жены Изабеллу Свон? — тем временем священник, закончив с традиционным вопросом и, соответственно, не дождавшись возгласов — даже мне хочется промолчать, что нонсенс, — продолжает начатое представление. — Будешь ли ты любить, уважать и нежно заботиться об Изабелле, Эдвард? — он многозначительно смотрит на мужчину, с вниманием слушающего его. — Обещаешь ли ты хранить брачные узы в святости и нерушимости, пока смерть не разлучит вас? Если это так, подтверди это перед Богом и свидетелями словами «Да, обещаю».