АlshBetta - Русская [СИ]

— Идем-идем, — уверяет Роз, поднимаясь с кровати, на которой все это время сидела. На ней светло-серое платье с аккуратным, но красивым вырезом и ожерелье, устроенное на оголенной коже. Волнистые волосы тщательно уложены, глаза подкрашены, губы подведены… Лея не только надо мной постаралась сегодня.

Женщина подходит ко мне, заглядывая в глаза. Краешком губ очень нежно улыбается.

— Ты и вправду самая красивая невеста, Иззи, — восхищенно шепчет, пригладив чуть задравшийся рукав моего платья.

От ее слов во мне просыпается, казалось бы, заснувшее, казалось бы, пропавшее волнение. Напоминает о себе, легонькими покалываниями отдавая в груди. На миг хочется расстегнуть платье и вдохнуть поглубже — оно словно бы стягивает меня, сдерживает. Хотя на деле сидит удобно и достаточно свободно.

Шумно сглатываю, нахмурившись. И Розмари этого хватает.

— Вы не могли бы оставить нас на минуточку? — вежливо просит она стилиста. Благодарно кивает, когда та покидает комнату, и эхо ее каблучков разносится по коридору, затихая в направлении лестницы.

Мы ждем секунд десять, наверное.

А потом Розмари обнимает меня — придерживает за талию, если точнее, боясь помять платье и испортить прическу.

— Изабелла моя, — по-доброму посмеивается, глубоко вдохнув, — с волнением стоит завязывать. В таком виде ты всех ослепишь.

Она действительно думает, что я переживаю из-за того, как меня воспримут гости? Из-за платья?

— Роз… — жмурюсь, надеясь, что на туши не сэкономили и мой макияж не потечет, — мне страшно.

Впервые признаюсь ей так откровенно. Впервые, через столько лет, произношу эту фразу. И верю в нее. И верю тому, что правильному человеку ее адресовала.

— Моя храбрая девочка? Ну что ты…

— Пути обратно не будет, — не отпускаю ее. Не поворачиваю голову, не даю посмотреть в глаза и не смотрю сама. Хоть один взгляд — и все будет кончено. Потеряно.

— Тебе не нужен обратный путь, Иззи, — уверяет меня смотрительница, чуть явственнее удерживая в объятьях, — ты будешь настолько счастливой, если пройдешь весь этот путь до конца, что даже не поверишь. Ты будешь с улыбкой вспоминать этот день еще долгие, долгие годы. Поэтому насладись им и сохрани как можно больше воспоминаний — потом скажешь мне спасибо за этот совет.

Я морщусь. Я молюсь о том, чтобы не размазать все старания имиджмейкера по лицу. И шепчу:

— Конечно…

— Иззи, — Розмари прекращает любые игры, говоря уже серьезнее, хоть и так же мягко, — ты наше с отцом самое большое сокровище, запомни. Такое красивое, такое дорогое сокровище… и никто, кто не достоин тебя, никто, кто не сможет дать тебе больше, чем мы, никогда бы не посмел на тебе жениться. Мы бы ему не дали.

Ну конечно!

— За сверхурочные…

— Не надо, — она перебивает меня, не дав закончить предложение, — не говори сегодня о деньгах. Хотя бы сегодня. Это неправильно.

— Это факт… — упрямо бормочу я, прикрыв глаза. Слезы когда-нибудь высохнут? Я больше всего боюсь, что они покатятся по щекам.

Мне ведь вправду страшно. Мандраж это или крайняя форма волнения — не могу понять. Знаю, что покалывает в животе и отдает в голову. Знаю, что в какую-то секунду ноги становятся ватными.

— Знаешь, что настоящий факт? — Роз заговорщицки подмигивает мне, наконец отстранившись. Заставляет на себя посмотреть. И признать то, что собирается сказать: — Я тобой горжусь.

Удивляюсь — не пытаюсь даже скрыть. Глаза сами собой распахиваются, позволяя Розмари хмыкнуть.

— Гордишься?..

— Очень, — она прогоняет с лица усмешку, легонько, едва касаясь, проведя подушечками пальцев по моей щеке, пока второй рукой молчаливо забирает старое кольцо, пригревшееся на ладони. И я не мешаю ей.

— Ты сделала правильный выбор и однажды обязательно это поймешь, — уверяет. И прячет атрибут моей неудавшейся привязанности в карман. Раз и навсегда.

Хорошие слова накануне свадьбы… это можно считать напутствием?

— А теперь тебе пора, — вспоминая о том, что нас ждут, говорит женщина. Забирает с покрывал мой букет — из белых маленьких розочек, только-только распустившихся, — и дает в руки. Помогает продеть ладонь в петельку, крепко удерживающую цветы в руке.

— Дорогу прекрасной невесте! — громко произносит в коридор, раскрыв дверь наружу из спальни. Выпускает меня из нее, раз и навсегда помогая оставить за спиной репродукцию картины Дали, скомканные белые простыни и серебряные кольца.

Им на смену меньше чем через полчаса придут золотые…

У Рональда с лица не сходит гордое выражение. Он идет, запечатлев на лице полуулыбку, и вежливым вниманием, а иногда и легкими кивками одаривает всех присутствующих.

Его щеки выбриты глаже, чем обычно, его смокинг изыскан и явно подобран не в последний момент, а черные волосы приглажены до ровного, хоть и естественного состояния. Но важнее всего глаза — черные, внимательные, однако с проблесками радости, как я вижу. Искренней.

Он ведет меня к алтарю, позволив взять себя под руку, и, поглядывая то на букет, то на расположившуюся впереди арку из цветов, прямо-таки излучает удовлетворение. На сей раз все вышло так, как он хотел. Без потерь.

Я молча следую рядом, признавая свое поражение и соглашаясь на игру, которая была затеяна Ронни. Мы завтракали с Эдвардом неделю назад, и я говорила с ним. Еще раз повторила, без намеков, прямым текстом, что не хочу свадьбы. Что мне она не нужна, что я вполне могу остаться старой девой, если нужно, или в крайней случае выскочить за первого встречного, когда придется.

Он выслушал меня, ни разу не перебив. Он даже не думал об этом.

А когда я закончила, подобно точному выпаду кобры или умело рассчитанному удару по голове, отрезвляющего до того, что звезды сыплются с неба, задал свой первый и единственный вопрос:

— Я хуже первого встречного, Изза?

Мне хотелось съязвить, я помню. Хотелось уколоть, подшутить, задеть — все что угодно, на любую тему. Но как только открыла рот, ярким всполохом память осветила события ночи в «Питбуле». Вытащила их на поверхность, отряхнула от пыли…

У Эдварда было множество вариантов и возможностей: для начала бросить меня в баре — не его вина, что я напилась до того, что ноги не идут. Потом на парковке, отшатнувшись, дать вдоволь поваляться на асфальте в луже пестрой рвоты и подумать о своем поведении, потому что договора терпеть подобные ужасы у нас не было. И, наконец, после всех злоключений, если он оказался достаточно терпеливым и снес все, что я делала до тех пор, пока попала в машину, дома мог взять заслуженную награду. Я бы не то что не возражала, я бы в тот момент, наверное, даже ему помогла… мы ведь вступаем в брак, верно? Это оправданно. Это бы считалось первой ночью…