АlshBetta - Русская [СИ]

— Я хочу потанцевать, — оглядываясь на своего спутника, сообщаю. И строю гримаску, желая подразнить его, — можно?

Впрочем, возражений, которые я хочу услышать и оспорить, не наблюдается. Эдвард согласно кивает, правда, поднимается следом за мной.

— Вы тоже танцуете, Вампир? — с глупой ухмылкой спрашиваю, двигаясь в сторону танцпола.

— Я посмотрю на вас, Изза.

Пожимаю плечами, пробормотав что-то неопределенное. И вливаюсь в гущу людей, двигающихся под хорошую электронную музыку, чувствуя себя, наконец, в своей стихии. Не так давно в этом самом баре — может, недели две назад — мы отдыхали с Джасом, и танцпол тогда был наш. Как и вся вечеринка.

Подняв руки над головой, с блаженством вытянув их, я отпускаю себя. Забываю про Каллена, следующую пятницу, танкетку и даже Бесподобного. Отдаюсь танцу, прижимаюсь к нему, наслаждаюсь теми ощущениями, что он дарит.

Помню лишь про «Кровавую Мэри» и ее незабываемый, чудесный вкус. Про ее сладкие переливы и приятное жжение во рту от водки. Помню вкус палочки сельдерея… и канапе. Крольчих.

Одна песня сменяет другую, одни прожекторы отключаются, уступая место другим, и танцпол загорается фиолетовым цветом вместо розового. Очень красивым…

…Я выдерживаю, наверное, четыре композиции — особо не считаю. Просто в один из припевов, когда вместо слов вступают электронные гитары, легкомысленно кружусь на месте, представляя, как красиво бы разметывалось мое платье, предпочти я его штанам. И, похоже, слишком зацикливаюсь на сравнении…

Пол — цветной, горящий, яркий — до сих пор бывший плоским и неопасным, накидывается как кобра. Разевает пасть, намереваясь проглотить меня — всю, целиком. С трудом удается избежать встречи…

— Ты что? — испуганно зовут рядом, со спины, пока ставят меня обратно на ноги. — Изза, что такое?

Пол пропадает… вернее, остается, но размазанным фиолетовым пятном. И бар, и стулья, и люди — все нечеткое, все, издеваясь надо мной, смазывается, соединяется в единую пеструю массу.

— Кружится… — недовольно выдыхаю, морщась.

— Голова кружится? — Эдвард придерживает меня за талию, заставляя посмотреть на свое лицо. И я смотрю, лишний раз доказывая себе, что ничего толком не вижу.

— Да…

Он глубоко вздыхает, потирая свободной рукой мое плечо.

— Потерпи. Сейчас.

Не понимаю, как оказываюсь на диванчике, которыми уставлено все пространство вдоль стен. Они обычно заняты, на них обычно всегда люди, и эти люди слишком увлечены собой, дабы заметить кого-то и уступить место. Но факт остается фактом — эта кожа именно тех диванчиков. И я на ней сижу.

— Ложись, — наставляет Каллен, почти силой заставляя меня послушаться. Сбрасывает что-то на пол, помогая удобно устроить голову.

Диванчик небольшой — мои ноги свешиваются, не в силах уместиться, — и узкий, так что Эдварду приходится присесть рядом, как совсем недавно возле столика.

— Тошнит? — спрашивает он, убирая волосы с моего лица. Не вижу аметистов, но слышу в голосе озабоченность. Хоть, конечно, сосредоточенности в нем больше.

Я прислушиваюсь к своим ощущениям.

— Чуть-чуть…

— Сейчас пройдет, — уверяет мужчина, потирая мою руку, — постарайся расслабиться и дыши спокойно. Со мной. Дыши со мной.

Подвигается чуть ближе, так, чтобы я слышала дыхание. И показывает то, о чем говорит.

Сначала у меня не получается — слишком часто, слишком быстро делаю свои вдохи, опасаясь, что задохнусь. Но потом, постепенно, темп выравнивается. И мне становится легче.

— Умница, — хвалит меня Эдвард, говоря нежнее, — вот видишь, все получается. Полежи спокойно, я сейчас вернусь.

Прикусываю губу, когда пропадают рядом все звуки, кроме музыки, звучащей где-то вдали, словно через вату и странные постанывания рядом. Их слышно лучше.

Сама не замечаю, как начинаю плакать. От безысходности, от растерянности, от незаконченного танца — черт его знает. Но туши теперь совсем не жалко.

— Тише-тише-тише, — успокаивающе зовет Эдвард, и я снова слышу, что он рядом, — я никуда не делся.

После этих слов нахожу объяснению стонам — они мои. Тихонькие, отчаянные и чересчур тонкие. До сих пор я была уверена, что умею только хрипеть…

— Тебе нужно попить, — мою голову поднимают, помогая воплотить пожелание в жизнь. Держат что-то наготове, дожидаясь, пока я осмыслю, что должна сделать. После пяти глотков (это кофе?) укладывают обратно, удовлетворенно погладив по плечу.

— Вот так.

Мне неизвестно, сколько проходит времени, прежде чем начинаю четко видеть, правильно воспринимать реальность и происходящее в ней. Это с равным успехом могут быть как полторы минуты, так и час. В разных случаях облегчение наступает в разное время.

— Я хочу уйти, — прошу, неуверенная, что кто-то услышит.

Но слышат.

— Конечно. Ты сможешь сама?

Я неопределенно пожимаю плечами, но от рук Эдварда уворачиваюсь. Медленно сажусь, потом медленно встаю. Он делает все это вместе со мной, готовый, если нужно, подстраховать.

«Я — твоя страховка» — неожиданно вспоминается. И сегодня у меня, хорошо это или плохо, есть возможность увидеть наглядное подтверждение этим словам.

Худо-бедно, но до выхода мы добираемся. Каллен даже успевает забрать пальто, одно из которых накидывает мне на плечи.

На улице дышать становится легче. Ветер — тот самый, холодный, пронизывающий — притупляет остатки головокружения. Иду увереннее, хоть предложенной ладони мужчины не отпускаю.

Знаю, завтра с утра пожалею обо всем, что было, и буду корить себя за проявленную слабость — я не имею право трогать его и позволять трогать себя. В любой ситуации.

Но сейчас, когда уже не просто пол, а асфальт сторожит меня, намереваясь напрыгнуть сразу же, как потеряю равновесие, принципы отходят на задний план. Мне нужно дойти до машины и доехать до резиденции. А потом уже подводить неутешительные итоги…

— Не спеши, — останавливает меня Эдвард, не давая ускориться, — осторожно.

Заботливый… как мило, боже мой… заботливый сорокапятилетний Вампир… с аметистовыми, мать их, глазами!

Почти удается пережить этот вечер без особых потерь — мы уже на парковке. До машины — шагов десять, ее кремовый капот виден впереди и больше не сливается для меня с асфальтом. Но, как и пузырьку, который безбожно потопили, нам мешают.

Сигареты, чей запах прежде был приятным, желанным и не вызывал отторжения, доводят меня до ручки. Тоненькой ниточкой подбираются к носу слева — где расположились две женщины, весело щебечущие о чем-то, пока курят, — и завершают то, чего не удалось бару.

…Я дергаюсь вниз так резко, что даже Эдвард, казалось бы сосредоточенный на моем вертикальном положении, едва успевает следом.

Доселе черный асфальт становится пестрым, когда меня вырывает на него. И его теперешний, обновленный вид, и звук, которым сопровождалось обновление, вынуждают зайти на второй круг. Без возможности отдышаться.