Ульяна Соболева - На дне

— Я сказал — нет. В деревне накажешь. По мне хоть в подвале, хоть на заднем дворе.

— Это. Моя. Женщина. Я буду наказывать ее там, где хочу я, и так, как хочу я.

Шамиль мерзко ухмыльнулся.

— Так бы и сказал, что хочешь напоследок ее оприходовать. Видел я, какие прелести под платьем прячет. Чем же она тебя так за яйца ухватила? Дырки золотые у нее или два языка? М? Что мне удумал перечить. Не зли меня, Аслан. Пока я жив, ты слова не имеешь. Я главный. И в семье, и здесь. При нас ее трахай. Потом башку отрежешь, и вернемся вместе.

Тяжело дыша, я смотрела то на одного, то на другого. Судорожно глотая слюну и чувствуя, что она совершенно не смачивает сухое горло.

— Да… я помню, ты главный.

Медленно развернулся ко мне и тут же резко обратно. То, что он зарезал Шамиля, я поняла по громкому хрипу и по хлынувшей изо рта крови. Она текла на спину Максима, которого Шамиль обхватил в смертельных объятиях. Рука моего мужа двигалась, и хрип клокотал в глотке Шамхадова.

— Даша. Беги. Бегиииии. Я найду.

Двое боевиков вначале застыли от шока, потом схватили автоматы, а Максим развернулся с телом Шамиля, прикрываясь им, как щитом, и выстрелил в голову одному из них, а второй опомнился и прошелся автоматной очередью в направлении Максима. Я бросилась к деревьям, скрываясь за ними, прислушиваясь к выстрелам. Слышны одиночные с разных сторон.

И куда бежать? Как найдет? Если куда глаза глядят мчусь. Подвернула ногу, упала. Жадно слушая выстрелы, отползая в кусты. Совсем рядом журчит вода. Мы не так далеко ушли от родника. Неподалеку невысокие каменные насыпи и внутри узкие гроты. То ли сделаны самой природой, то ли людьми. Бросилась туда, проскочив под струей ледяной родниковой воды, спиной к камням прижалась.

Что теперь будет? Максим Шамиля убил. Если боевики в деревне в лагере узнают, нам не жить. Нас отловят и казнят обоих. Особенно помощник Шамиля. Молчаливый и вечно плюющийся при разговоре орангутанг. Имени его не запомнила, но он верный пес Шамхадова.

Судорожно глотая воздух, смотреть на струю воды, улавливая малейшие шорохи. Выстрелы стихли. Я только тихо молюсь. Тихонечко, неслышно Отче Наш. Какая-то тень промелькнула за водной стеной, и я схватила в руки камень. Вся дрожу. Зуб на зуб не попадает.

Темная фигура промелькнула у воды и резко закрыла собой свет… Но я уже узнала. Выронила камень и с диким криком, воплем бросилась к окровавленному Максиму. Он стиснул меня в объятиях, сильно прижался лицом к моим волосам.

— Тихо, малыш, тихо… я с тобой. Это я. Все уже позади. Мы вместе. Слышишь? Мы вместе.

Не слышу. Слышать — это так ничтожно мало. Я чувствую. Как же я чувствую себя, сросшуюся с ним, не оторвать и не отрезать. Прижалась еще крепче, обхватывая мокрую шею, растворяясь в нем, боясь поверить, что это не сон. Как же до боли жутко разжать руки. Вдруг он растает, просочится сквозь пальцы.

— Как? Как ты меня нашел… Он убил Малику. Это он… Не я.

— Убил. Да, он ее убил. Ко мне девочка пришла. Все рассказала, и где тебя искать тоже. Если бы я не успел… если бы не успел, малыш… Зачем? Зачем ты пришла к нему? Зачееем?

— За тобой. Там, где ты, там и я. Всегда вместе.

— Я мог… мог не успеть.

— Ты? — отстранилась от него и отрицательно качнула головой… захлебнулась, когда увидела, что он снял линзы, и теперь его глаза сверкают небесной синевой. — Нет, ты не мог. Ты же мой дьявол…

— Твой дьявол, малыш. И истязал тебя, как дьявол…

Максим замолчал, а я чувствовала, как боль и чувство вины раздирают его изнутри. Посмотрела на него, и он отвернулся, мое сердце дернулось в ответ. Как же сильно мой мужчина ненавидит себя. Эта ненависть переполнила его до краев, она разрывает его изнутри и мешает смотреть мне в глаза.

— Что будем делать теперь?

— Пойдем на север. Нас будут ждать на закате.

Мое сердце билось глухо и рвано, хаотично, а пальцы Максима все время непроизвольно сдавливали мои плечи. Словно мой дикий страх разорвать с ним объятия передался и ему.

Я закрыла глаза и тяжело вздохнула. Облегчения не наступило. Внутри затаилось странное сосущее чувство, оно вытягивало всю радость, мешало дышать. Что-то не так. Слишком все быстро и просто. Будет какой-то подвох? Меня где-то ждет еще один удар в сердце, или они действительно закончились?

— Я… я такая страшная и грязная. Когда мы вернемся домой, я буду валяться в ванной и долго в ней откисать, пока с меня не слезет вся эта вонь.

Пытаясь представить себе дом, нашу ванну и себя в горячей воде. Провела по затылку Максима, по бородатой щеке, а он перехватил мои пальцы губами и с наслаждением закрыл глаза.

— Ты умопомрачительно пахнешь… всегда. Этот запах пробивается через любую грязь и копоть.

И вдруг меня накрыло психопатическим счастьем, каким-то безумным чувством восторга. Неконтролируемым всплеском радости. Ослепительным и неудержимым. Я прижалась к шее Максима жадными губами, осыпала поцелуями его лицо.

— Плевать на все. Ты живой… мы живы. Мы есть. Слышишь? Мы. Как же я скучала по нам, как голодала. Я… умирала без нас.

Но Максим удержал меня за плечи, чуть отстраняясь, и наконец-то посмотрел мне прямо в глаза. Как же сильно он изменился буквально за несколько часов. Словно дико устал, опустошен полностью. До самого дна. Ничего. Я наполню тебя до краев. Я настолько полна нами, что мне хватит тебя затопить и останется еще столько же. Все забудем. Начнем сначала. Начнем с чистого листа. Мы сильные. Мы столько пережили вместе и это переживем. Нет ничего, что могло бы нас сломать. Перехватила его руки и прижала к своим щекам.

— Все закончилось. Я рядом. Как же хочется домой.

— Да… скоро ты вернешься домой.

— С тобой. Мы вернемся. Ты и я.

Обернулся на струю воды, отделяющую нас от внешнего мира. Сквозь хрусталь воды, просвечивает солнце, трава и листва. Освободился из моих объятий и отошел, отворачиваясь.

— Сейчас идти нельзя. Безопасней, когда начнет темнеть. Тела я спрятал. Искать начнут ближе к полуночи, когда настанет время отвозить товар.

Я смотрела на него и чувствовала, как мною снова овладевает отчаяние — он отдалялся. Точнее, держал дистанцию. Словно не позволял приблизиться ко мне настолько близко, чтобы я почувствовала его, приняла. Подошла вплотную и стала перед ним, прямо перед водой. В быстро бегущих струях появилось наше отражение. Стоит с закрытыми глазами, бледный, отчужденный, потерянный.

— Я давал тебе слово… давал клятву, что никогда не подниму руку. Никогда не причиню тебе боль.

— Это был не ты… Это был Аслан Шамхадов. Его больше нет. Ты его уничтожил.

— Это был я.

— У тебя не было выбора.

— Выбор есть всегда. Мне хочется… мне хочется отрезать себе пальцы, чтобы больше никогда не прикоснуться к тебе.