Ульяна Соболева - На дне

Обернулась к нему и сжала ладонями его скулы.

— Я хочу. Хочу, чтоб ты ко мне прикасался. Хочу этого до сумасшествия.

— После всего… после…

— Не надо, — потянула его к себе, — не надо себя истязать. Рвать на части. Я чувствую каждый разрыв, каждую царапину. Ты рвешь и меня тоже. Сжалься над нами. Не будь так жесток к нам.

Максим сжал мои пальцы, а я наклонилась и нашла его губы губами. Он отшатнулся, отвернулся от меня.

— Не могу. Я такой грязный, Даша… какой же я грязный. Мне воняет кровью, гнилью, мертвечиной.

— Посмотри на меня…

Медленно поднял тяжелые веки, и я утонула в этом насыщенно-синем, в этой глубине, в водовороте.

— Я люблю тебя, помнишь? Люблю до конца. До последнего вздоха. Моего вздоха. И ничто, и никогда не изменит мою любовь к тебе. Я чувствую твою боль, как свою, твою ненависть, как свою, твои страдания, как свои. Пожалей меня… перестань себя проклинать. Ты — смысл моей жизни. Я просто хочу быть с тобой, хочу любить тебя… хочу, чтоб ты любил меня так, как умеешь только ты.

Потянула к себе, жадно впилась в его рот поцелуем, пытаясь стереть это горькое чувство вины. Он целовал меня, но как-то отстраненно, настороженно. Как будто продолжал ставить между нами стену. Схватила его за волосы и заставила посмотреть себе в глаза.

— Что ты там видишь? Что видишь?

— Себя, — сказал срывающимся голосом.

— Потому что там ты. Везде во мне ты. Я состою из тебя, а ты из меня. Ты можешь меня ненавидеть? Давай. Возненавидь меня. Можешь?

Я прижалась к нему всем телом, жадно целуя его лицо, лихорадочно расстегивая его рубашку, прикасаясь к коже.

— Нет… не могу, — и голубизна стала влажной, дрожащей, с дикой силой, с адским остервенением прижал меня к себе. — Не могу, малышка моя, девочка моя. Не могу. Я без тебя не могу дышать, жить не могу, быть собой. Не могууу. Я умер без тебя.

И от этих слов меня бросило в дрожь, перехватило дыхание от радости, от сумасшедшего восторга. И его хриплый голос впитывался в мое тело, в мою душу, в мое больное, израненное сердце.

— Прости меня… умоляю… прости меня за все. За все… и за это тоже. Не могу сдерживаться. Сейчас хочу… пожалуйста, Даша… умоляю.

Никогда раньше он не умолял меня, не просил. И я застонала. Мучительно громко, болезненно сильно. Как же я тосковала по нему. И мир закружился, заметался в синих глазах, темнеющих от страсти, от адского голода. Измучанные, растерзанные разлукой, болью, пытками, ранами. Исполосовавшие друг друга до мяса. Совершенно обнаженные сейчас. С голыми нервными окончаниями, содрогающимися от каждого дуновения ветра.

Секунды растянулись на тысячелетия. Наконец-то я снова увидела этот сумасшедший жар в его глазах, лихорадочный блеск страсти. Максим жадно прижался губами к моей шее, стягивая мокрое платье с плеча. И внутри меня уже клокотал пожар. Наплевать на все. Это была дикая потребность в нем. Сейчас. Ощутить себя его. Ощутить себя живой. По-настоящему.

Впилась в его губы снова, и он отобрал инициативу, захватил мой рот, вторгся в него голодным языком. Я задыхалась от нетерпения, от дикой потребности утолить это безумие немедленно.

— Я хочу тебя, Даша. Я так безумно хочу всю тебя, хочу… хочу. — шепчет и жадно целует мое лицо, мои ключицы, спуская платье вниз, хватая ртом мою грудь.

Наши звериные поцелуи стали, как укусы. Дикие, жадные, первобытные. Страсть лишает всего человеческого, и даже грубость и боль доставляют невыносимое удовольствие. Запах нашего пота, мокрых тел и влаги сводит с ума, смешивается, пьянит, как наркотик. Жадные пальцы Максима сильно сжимали мою грудь, дразнили соски. Но как-то быстро, рвано, жадно, голодно. Как оголодавший давится своим первым куском пищи. Не разбирая вкуса, только бы заглотнуть побольше, утолить, унять боль во всем теле. И мои глаза закатываются от наслаждения. прогнулась навстречу ласке, обхватывая его бедро ногой, накрывая его ласкающую руку своей и сильно сжимая запястье.

Максим опустился вместе со мной на каменный пол, увлекая меня на себя, лихорадочно расстегивая ремень и ширинку, задирая подол моего платья в первобытной жажде брать. Никаких прелюдий, ласк, нежности. Только одно голое желание. Пусть войдет в меня сейчас, немедленно. Хочу ощущать его самым примитивным способом, самым что ни на есть близким. Внутри себя.

Я целовала его волосы, путаясь в них дрожащими пальцами. Почувствовала, как Максим рывками задирает мое платье до талии, сдвигая в сторону полоску трусиков, и одним резким движением насаживает на себя.

Я закричала, запрокидывая голову назад, впиваясь пальцами ему в плечи. Крик перешел в гортанный стон.

— Бл******дь, — взревел, зарываясь лицом в мою шею, сдавливая меня обеими руками, а меня всю трясло от той дикой страсти, что я слышала в его голосе. Впилась в его волосы, отстраняя от себя, заставляя смотреть себе в глаза и сопротивляясь безумному желанию прикрыть веки от удовольствия. Я хотела тонуть в этом диком взгляде, хотела насытиться, нажраться им, наполниться до краев, и чтоб лилось наружу. Застонала, извиваясь, сдавливая мужские бедра коленями.

Вскрикнула снова, чувствуя горячий жадный рот на своей груди, дрожь его рук, хриплое, со свистом вырывающееся дыхание.

— Подожди, малыш… сейчас… — трясется весь, впиваясь зубами мне в шею, в плечо, оставляя следы, засосы.

— Не шевелись… бл***дь.

Смотрит в мои подернутые дымкой глаза своими пьяными, стиснул мою поясницу.

— Я… я такой голодный по тебе, малыш. Я сейчас сдохну.

И силой приподняв, сделал первый толчок внутри меня. Я закричала, чувствуя, как он рвано, хаотично, мощно проникает в меня. И меня накрывает, меня уносит, как и его. Я знаю. Что сама сдыхаю без него, что меня сейчас раздерет от оргазма на куски.

Сердце колотится, как бешеное, как простреленное навылет, лихорадочно впиваюсь в его шею, царапая затылок до крови.

— Не могу… прости, не могу.

Зарычал и ускорил движения с такой скоростью, что у меня потемнело перед глазами. Его член внутри меня напрягся и запульсировал, выплескиваясь горячим взрывом под хриплые стоны, под вздрагивание его тела. Посмотрела в его закатившиеся глаза и широко раскрытый в оскале наслаждения рот, и меня сотрясло от ослепительной волны, меня быстро и разрушительно накрыло самым едким и острым оргазмом. От неожиданности я зарыдала с криком, падая ему на грудь, сотрясаясь всем телом.

А он вдруг сдавил мою голову и заставил посмотреть на себя.

— Я люблю тебя, малыш, — отыскивая мой взгляд, заставляя вынырнуть из опьянения, из нирваны, из самой сердцевины рая, — я тебя до безумия люблю. Одну тебя. Всегда. Вечно. Только тебя. Она, как звезды. Никогда не закончится. Чтобы не случилось с нами. Слышишь, Даша?