Мария Акулова - Душа на осколки [СИ]

Все, что смогла — кивнуть.

— Ты жив… — и шепнуть. Одними губами, но он-то точно услышал.

Ее несли по коридору, потом вниз по лестнице. Туда, где воздух казался намного чище, а температура ниже. Дышать стало легче, думать легче, даже говорить…

— Только не уходи, — с каждой секундой, когда они спускались все ниже, Альма понимала, почему он так спешит. Спешит, чтоб потом вернуться. Возможно, вернуться еще не раз.

— Тихо, все хорошо.

— Я не пущу, — подтверждая слова действиями, Альма вжалась щекой в его щеку, шепча прямо на ухо.

— Конечно, не пустишь, душа моя, куда я от тебя денусь? — а он отвечал не задумываясь. Просто потому, что она хотела слышать эти ответы.

Дверь в подвал Ринар открыл ногой. В глаза ударил слишком яркий белый цвет, Альма сощурилась, спиваясь ногтями в ткань мужской рубахи.

— Следи за ней, Аргамон. Только попробуй ее выпустить, я найду тебя везде. И в аду тоже. Понял? — Ринар попытался отцепить от себя девушку.

— Нет! — слова доходили до сознания Альмы смутно. Она поняла одно — он хотел оставить ее здесь, а сам вернуться. — Нет, Ринар! Нет! — вцепилась в рубаху еще сильней, под пальцами затрещала ткань.

— Тихо: — он даже попытался улыбнуться. Поцеловал в нос, нежно перехватил руки, освобождаясь из хвата.

— Нет! — в очередной раз попытавшись вцепиться в него, Альма ухватила лишь воздух. Ее передали на руки другому. Но этот другой удержать не смог.

В ней вдруг откуда-то нашлись силы. Нашлись на то, чтоб соскочить на землю, прижаться к такому спокойному Ринару, заглянуть в лицо, светясь мольбой.

— Пожалуйста, не иди!

— Аргамон, — Ринар рыкнул кому-то за ее спиной, а потом снова посмотрел на жену так ласково, как умел только он. Провел покрытой копотью рукой по непослушным волосам, коснулся носом шелковой щеки, втягивая испорченный гарью любимый аромат ее кожи. — Девочка моя, она ведь умрет. Понимаешь? Никто не спасет. Я не могу не пойти.

— Нет, — очередной протест получился слишком неуверенным. Она не сомневалась, просто с каждой секундой все ясней понимала бессмысленность попыток остановить его. Он все равно пойдет.

— Ну чего ты боишься, Душа? — а ее все продолжали гладить по волосам, нежно касаться губами щеки. — Ты ведь сама видела, что все будет хорошо. Помнишь?

Альма еле заметно кивнула.

— Ну вот, умница. Я же обещал завтра к тебе вернуться. Правда?

Еще один кивок.

— Думаешь, смогу не сдержать обещание? Я скоро вернусь, Душа. Письма в гарнизоны отправлены, мятежники не зайдут в дом. А я скоро вернусь. Считай удары сердца, гелии. Ровно сто ударов — и я снова буду рядом. Веришь?

— Ринар, — она так хотела верить. До одури, до исступления, до слез и боли в сжатых кулаках. А сердце предательски ныло. Ныло, будто крича, что отпускать его нельзя. И нить натянулась. Он так близко, а нить натянута.

— Веришь? Просто скажи, что веришь, гелин. Пока веришь, я всегда вернусь.

— Я люблю тебя! — Альма прижалась к губам любимого, чувствуя, как по щекам бегут слезы. Бегут по ее щекам, а следы остаются уже на его. — Верю! Только вернись ко мне!

А потом он резко отстранился, быстрым шагом направляясь прочь. За ним закрылась дверь, девичье сердце упало в пятки.

Опустившись на пол, Альма закрыла лицо руками, пытаясь выровнять дыхание. Пытаясь не думать о той боли в груди, которая распространялась по всему телу, пытаясь заглушить вой отчаянья в голове. Раз. Два. Три. Он сказал считать удары сердца. Четыре. Пять. Шесть. Сказал, что вернется через сто. Семь. Восемь. Девять. Только спасет ту сумасшедшую. Потому, что не может иначе. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Спасет ту, а потом вернется к ней. Уже навсегда. Навсегда-навсегда. Только к ней. Тринадцать. Четырнадцать. Пятнадцать. И у них все будет именно так, как показал Аргамон. Шестнадцать. Дети. Семнадцать. Счастье. Восемнадцать. Одна жизнь на двоих. Девятнадцать. Одна любовь на двоих. Двадцать. Вечный закат или рассвет. Вечная встреча ее света и его тьмы. Тридцать. Сорок. Пятьдесят. Она давно уже не молилась. Зато теперь вспомнила все заученные на зубок обращения к Всевышнему. Вспомнила, а просить могла лишь об одном — чтоб вернулся. Шестьдесят. Семьдесят. Восемьдесят. Чтоб вернулся через двадцать счетов. Живой, здоровый, в копоти, но пахнущий хвоей. С серыми безразличными глазами, в которых для нее всегда горит огонь. Девяносто. Чтоб улыбнулся, пожурил за слезы, стер их. Вот сейчас. Должен вернуться сейчас. Девяносто девять. Самое время, Ринар. Самое время. Девяносто девять. Ринар… Чертовы девяносто девять.

Аргамон пытался ее удержать. Пытался, но ему не удалось. Его преграды она сметала словно домики из спичек. Смела бы все на своем пути. Смела, потому что уже сто. Уже сто, а Ринар не вернулся.

— Альма! — девушка ринулась вверх по лестнице. Вновь туда, где пылал пожар. Где опасно, где душит дым и пышет жаром. Туда, где он.

— Ринар! — она пробиралась через поваленные тлеющие балки, не замечая, как от жара плавится подошва сапог.

Кричала не своим голосом, позабыв, что он охрип. С ненавистью смахивала с глаз слезы, которые мешали смотреть по сторонам.

— Гелин, стой! — на увязавшегося следом Аргамона даже не оглядывалась. Сейчас он для нее не существовал. Не существовало ничего. Только ее хриплые крики и тишина в ответ.

— Ринар!!!

Где-то сбоку упала очередная балка, чиркнув по руке. Рубаха оплавилась, на коже осталась кровавая царапина, Альма же от нее лишь отмахнулась, продолжая двигаться вперед.

Она заглядывала в каждый закуток. Переворачивала мебель, ища глазами одного единственного человека, пыталась прислушиваться, но из-за треска горящего дерева услышать что-то было слишком сложно.

— Ринар!!!

— Он не слышит, девочка!

— Уйдите! — когда Аргамон попытался схватить ее за руку, зло увернулась, продолжая свою дорогу в сторону кабинета. Того злосчастного кабинета.

— Он не услышит, девочка! Не услышит!

Старый идиот. Только старый идиот может говорить такое. Он все слышит. Обязательно услышит, найдется, вернется. Обещал ведь!

— Ринар… — Альма увидела его, лежавшего под завалами. Даже не увидела — почувствовала. Нить дернула в ту сторону. В сторону досок, грудой лежащих на теле.

Упав на колени, Альма со злостью начала их разгребать. Тяжеленные балки разлетались в стороны, будто пушинки. Одна, вторая, третья, их был почти десяток.

— Нет, — он лежал под обрушившимся потолком, даже не шевелясь. Нитка натянулась до предела. — Нет, пожалуйста, нет, — расправившись с завалами, Альма подползла к мужчине, перевернула его, заглядывая в лицо. — Ринар, — склонилась ниже, пытаясь услышать дыхание, и не смогла. — Ринар! — крикнула. Потом еще раз, и еще. — Ринар, нет! — и опять слезы по щекам. — Любимый, нет, — и как сто счетов тому, в подвале, она снова оставляет влажные следы на его щеках, выцеловывая каждую черточку. — Открой глаза, пожалуйста, открой, — шепчет в полуоткрытые губы, раскачивается, создавая видимость того, что он тоже движется.