Дмитрий Иванов - Примадонна. Банкирша. Шлюха

В первый же вечер Миледи досталась Гаэтано Фуэнтесу. Он взялся за новенькую с жаром, стараясь, по своему обыкновению, сразу же унизить ее как только возможно. Но Миледи, выдержав первую агрессивную атаку, сумела постепенно утихомирить темпераментного колумбийца. Она не стала состязаться с ним в изощренности и азарте, а, наоборот, избрала своим оружием покорную нежность. И Гаэтано сдался. Страсти в нем не убавилось, но вся агрессивность испарилась. С той поры он навещал Миледи дважды в неделю и даже выучил ее коронное словечко.

- Лапа!… - хрипел Гаэтано, взлетая на пик блаженства.

Днем девушки сходили с ума от безделья. Время тянулось бесконечно в постоянных сетованиях на то, какими идиотками они все оказались. Возвращение домой стало несбыточной мечтой. Вырваться из цепких лап Бермудеса казалось невозможным. Ни документов, ни денег у них не было. Высуни они нос на улицу, им бы не поздоровилось. Все расходы на еду и косметику Бермудес аккуратно вносил в счет, и с каждым днем девушки все больше увязали в долгах.

Какие там «Кадиллаки» и квартирки на Манхэттене!

- Хоть бы Нью-Йорк разок дал посмотреть, сволочь! - вздыхали девушки. - Господи, это же надо так проколоться!

- А может, забастовку объявим?

- Ты что! Забьют до смерти!

- С нашим бы посольством связаться…

- Так нас там и ждали. Сейчас наши войну Штатам объявят из-за пяти блядей!

- Ну зачем уж про себя так-то?

- А кто мы есть?

- Девчонки, а дальше, дальше-то что? Всю жизнь тут просидим?

- Постареем - вышвырнут. Свеженьких дур привезут, а нас вынесут ногами вперед - и в канализацию!…

Они постоянно строили какие-то фантастические планы побега, но все это было пустое сотрясание воздуха.

Так бы все и тянулось без конца, если бы дорожки Гаэтано Фуэнтеса и Карлоса Акуньи не пересеклись роковым образом. Холодная встреча бандитских главарей в кабачке Монтойи стала фактически объявлением открытой войны. Уже через час Рохас и Хорхе обстреляли машину Акуньи. Им удалось ухлопать только неповоротливого Маурисио Кампоса. Акунью лишь слегка поцарапало осколком стекла, а Рикардо Мондрагон, сидевший за рулем, вообще отделался легким испугом.

Ничего этого Гаэтано не знал, когда явился за утешением к Миледи. И узнать ему было не суждено.

Когда Миледи выпорхнула в общий зал, Фуэнтес, как истинный кабальеро, угостил ее рюмкой сладкого апероля, и на этом его галантность иссякла.

- Лет’с гоу! - сказал он ей по-английски.

- Пошли, - кивнула Миледи.

Дальше все пошло по заведенному порядку. Гаэтано содрал с нее одежду и повалил на кровать, сам расстегнул только молнию на брюках. Он всегда начинал так. Миледи закрыла глаза. Наблюдать знакомую сцену в зеркале напротив ей было неинтересно. Именно поэтому она не увидела, как бесшумно открылась дверь и в проеме появилась фигура Рикардо Мондрагона. Он действовал быстро, но без спешки. Подняв пистолет с глушителем, Мондрагон трижды нажал на курок. Раздались три негромких хлопка. Тело Гаэтано вздрогнуло и ослабло. Миледи удивленно открыла глаза, но увидела лишь захлопнувшуюся дверь.

Гаэтано Фуэнтес умер мгновенно. Миледи несказанно повезло, что пули не прошили бандита насквозь, а застряли в его теле. Она почувствовала на руках, обнимавших спину Гаэтано, что-то липкое и через секунду поняла, что это кровь. Вопль ужаса застрял у Миледи в горле. Она с трудом выбралась из-под обмякшего тела и выскочила в зал. Там было пусто, если не считать Фрэнка Бермудеса, уронившего голову на стойку бара. Вокруг его головы растекалась темная лужица крови. Из телевизора доносилась тихая музыка, сопровождавшая очередной эротический клип. До слуха Миледи донесся какой-то хрип, а потом она увидела охранника, который, заливаясь кровью, полз в зал от входа.

Позже, вспоминая этот кошмар, Миледи сама не могла понять, как она решилась на рискованный шаг. Она влетела обратно в свою комнату, накинула прямо на голое тело плащик, в котором приехала из Москвы, и застегнулась наглухо. Потом, стараясь не смотреть в остекленевшие глаза Гаэтано, сунула руку в карман его брюк и вытащила жиденькую пачку долларов. Крадучись она проскользнула к двери на улицу и бросилась бежать.

Год 1992-й. Жанна

В этой гастрольной поездке выяснились новые обстоятельства. Несмотря на все ухищрения Саши Бородкина, «Настоящие мужчины» прежнего успеха уже не имели. Их время явно прошло. На современную рок-группу, от которых теперь все сходили с ума, «Настоящие мужчины» не тянули. Они играли вчерашнюю музыку. Их зритель давно остепенился и перестал ходить на концерты, все больше посиживая вечерами у телевизора, воспитывал детей и добывал днем хлеб насущный. Тем не менее концерты шли при аншлагах, но сборы теперь делала только Жанна. Схема была прежней: она пела второе отделение. Поэтому первое многие пропускали, зал заполнялся лишь после антракта. Ребята из группы это прекрасно видели, а потому их ревность к Жанне росла с каждым днем.

На репетициях начались ссоры, а иногда и скандалы. Дошло до того, что во втором отделении музыканты стали явно сачковать и устраивать Жанне мелкие подлянки, ставя ее в дурацкое положение. Ударник, например, как бы случайно ронял палочку и потому сбивался с ритма. Клавишник Веня нарочно строил зрителям уморительные рожи, как бы переживая все, о чем пела Жанна. Подпевки музыканты стали исполнять с таким постным видом, будто они присутствуют на похоронах.

Растерявшийся Бородкин не знал что делать. Когда-то послушная, группа совершенно вышла из повиновения. Жанна все переживала молча, но ей стало абсолютно ясно, что с «Настоящими мужчинами» пора завязывать. Дело было даже не в интригах и не в том, что теперь все они кормились за ее счет. Она и сама зарабатывала очень прилично. Но не было никакой перспективы. Она переросла «Настоящих мужчин» творчески. Ей надо было уходить и делать сольную программу.

В последний день гастролей, после совсем уж безобразного концерта, когда музыканты вышли на сцену сильно выпивши, Саша Бородкин постучался в номер Жанны.

- Надо поговорить, - сказал он.

- Надо, - согласилась она. - Я давно хотела. Ждала конца гастролей.

- Спасибо. Я всегда, знал, что на тебя можно надеяться.

Жанна смутилась. То, что она собиралась сказать Бородкину, шло вразрез с его последней фразой.

- Честно говоря, не знаю, как начать, - сказала она.

- Можно я начну за тебя?

- Ну попробуй.

- Ты уходишь. Так?

- Ну а что мне делать, Саша? - воскликнула она в отчаянии. - Ты же сам все видишь!

- Все правильно. Я и пришел сказать, что больше тебе в «Настоящих мужчинах» работать нельзя.

- Значит, ты меня увольняешь?

- Нет. Не имею права.

- Почему?

- Потому что я больше не руковожу группой. Я сегодня дал телеграмму в Москонцерт, что ухожу.