Александра Салиева - Чёрная орхидея

– Помнишь, я сказал тебе о том, что ты не похожа ни на одну из тех девушек, которые выставляют себя на аукционе? – вкрадчиво интересуется англичанин, однако ответа не ждёт, продолжая через короткую паузу: – Я был не прав.

Тяжёлая мужская рука опускается на моё плечо и довольно грубо разворачивает к себе спиной, тем самым вынуждая вновь лицезреть происходящее на сцене. Незнакомка в маске до сих пор распята. Она кусает губы, извивается и изредка стонет, пока несколько мужчин со всех сторон ласкают её тело, растирая золотистое масло по бледной идеально гладкой коже.

– Как думаешь, ей действительно нравится? – звучит над самым ухом обжигающим полушёпотом.

Ладонь на моём плече смещается на затылок и бесцеремонно давит, вынуждая податься вперёд и упереться грудью о край столика, на котором до сих пор располагается наш ужин.

– А тебе? – дополняет Маркус. – Нравится?

Нравится ли мне наблюдать за групповым сексом в компании кучки богатых извращенцев? Моя психика всегда найдёт занятия более интересные, хотя и способна выдержать подобное. Однако что-то глубоко внутри подсказывает – вопрос, заданный Грином, имеет совершенно другую подоплёку. Не ту, о которой я сейчас думаю. Ту, которую я даже про себя озвучить не посмею.

– Я… Я не знаю, – произношу самый нейтральный из вариантов, что только могу подобрать.

И вскоре проклинаю себя за разоблачённое лицемерие, как только ладонь мужчины задирает подол платья, а пальцы скользят между бёдер и одновременно с тем стягивают кружевные шортики с ягодиц.

– Знаешь, – шепчет едва слышно Маркус. – И я теперь знаю.

Брюнет шумно вдыхает и размазывает влагу между моих ног, пока я цепляюсь обеими руками за углы стола, попутно надеясь, что тем самым не опрокину его.

Рассудок призывает разумную часть меня сопротивляться и бороться с этим безумием, которое совсем скоро захлестнёт с головой подобно самому неотвратимому бедствию. Ведь я прекрасно знаю, к чему всё идёт. Ещё совсем немного – будет так же, как в том тренажёрном зале. Я полностью подчинюсь чужой воле. Более того – буду бесстыдно наслаждаться этим. Но правда в том, что я не могу сопротивляться или бороться. Не хочу, если уж быть откровенной с самой собой. Да, когда-нибудь мне придётся сделать это – переступить через себя и забыть о своих ощущениях, которые совершенно точно неуместны и запретны. Но также правда и в том, что я не сделаю этого сейчас. Позже. Но только не сейчас.

– Как думаешь, что ещё из того, чем мы пока не занимались, тебе может понравиться, цветочек? – вновь заговаривает англичанин, продолжая ласкать пальцами.

Ничего не говорю ему. Просто молчу. Даже в собственных мыслях.

Музыка в зале начинает звучать намного отчётливее. Этот ритм смешивается в моём сознании с частыми ударами пульса, превращаясь в лёгкую судорожную волну, распространяющуюся дрожь по всему моему телу.

Девушка на сцене продолжает извиваться и стонать. Громче и чаще. Ведь окружающие брюнетку мужчины ласкают податливое тело более откровенно, очевидно, решив поиметь её всеми возможными способами.

Эта картинка буквально застывает в моей памяти, когда я закрываю глаза, потому что визуализация совершенно излишня. Ощущений и без того хватает с избытком. Тем более что они становятся ещё ярче и острее вместе с первым шлепком, разбавляющим былые прикосновения Маркуса.

– Например, так? – продолжает ласкать и нашёптывать мой персональный искуситель.

Я же выгибаюсь в спине и подаюсь немного назад, желая, чтобы новые прикосновения его пальцев затмили чувство небольшого жжения. И получаю новые удары по ягодицам. Вместе с первым проникновением.

Контраст нежности и жестокости я испытываю не впервой. Но от того он не становится менее ошеломляющим. Или менее желанным.

Да, будь я проклята, мне на самом деле это нравится!

Мужчина растягивает меня изнутри, снова ласкает. Так неимоверно долго и медленно, что я теряю счёт времени и ощущения пространства. Постепенно во всём мире вообще не остаётся ничего, кроме происходящего прямо здесь и сейчас, со мной и Маркусом. И всё, что остаётся действительно значимым, – отчаянно желаемое освобождение. Плевать даже, если свидетелем оного станут несколько десятков незнакомцев, которым не впервой наблюдать нечто подобное. Наверное, благодаря последнему я и не в силах сдержать разочарованный стон, когда всё внезапно прекращается.

– Поднимайся, цветочек. Нам пора уходить, – доносится будто издалека голос Маркуса, а сам мужчина поправляет мою одежду и помогает подняться на ноги всё в той же кромешной темноте, витающей вокруг нас.

А я готова расплакаться от той уязвимости, которая моментально воцаряется в моей душе и пропитывает сердце ядовитой червоточиной. Ведь англичанин, по сути, своими действиями заставляет признать то, насколько я могу в нём нуждаться, а затем просто-напросто бросает у самого края этой пропасти!

Глубокий вдох. Плавный выдох.

Ты забылась, Станислава.

Вот что бывает, когда забываешься…

Свет в фойе заведения оказывается слишком ярким. А может, просто-напросто это мои чувства настолько обострены, что я воспринимаю окружающее подобным образом. Вокруг всё та же эклектичная мрачность, а вот персонал клуба – только мужской контингент приблизительно тридцати-сорока лет, все как один одеты в чёрные смокинги на идеально белоснежные рубашки.

Маркус подводит меня к одному из огромных зеркал, замурованных в бетон от пола до самого потолка, и сам становится за моей спиной. Прежде чем заговорить, он запускает руку в карман пиджака и достаёт оттуда бархатный футляр величиной с ладонь.

– Хочу, чтобы ты надела это, – звучит от мужчины совсем не просьбой – очередным приказом.

Англичанин вкладывает в мою руку коробочку с неизвестным содержимым и приподнимает бровь в демонстративном ожидании. Мне же ничего не остаётся, как открыть крышку… В этот момент я ненадолго «зависаю». Серьги-подвески с алмазной россыпью, обрамляющей огромные сапфиры глубокого синего цвета, выглядят невообразимо дорого. И столь же тяжелы, как и та примерная сумма, которая приходит мне на ум при виде украшений.

– Снимешь после того, как вернёмся в поместье, – дополняет мужчина, как только я надеваю серьги. – А вот это, – делает паузу и вынимает из кармана пиджака ещё одну ювелирную вещицу, – я сам сниму, когда посчитаю необходимым.

Проходит пара секунд, а вокруг моей шеи застёгнуто платиновое колье с бриллиантом на снейке, из двух тонких цепочек, переплетенных вместе. В отличие от серёг, это ювелирное изделие почти невесомое, вот только его присутствие ощущается даже сильней, нежели первое. Вообще создаётся подозрительно нехорошее впечатление, будто бы мне только что ошейник нацепили.