Ульяна Соболева - 1000 не одна ложь

— Чертов фанатик. Да ладно, подавись своей потаскушкой. Знал бы, что ты так западешь на сучку, я бы сам продал ее тебе еще тогда.

— Зачем продавать, если я отобрал сам?

Их взгляды скрестились и… несколько секунд в воздухе летали искры. Первым отступил Асад.

— Плевать. Ссориться из-за шармуты я не собираюсь. Трахай ее и расчлени потом. Мне плевать.

Но ему не было плевать, Аднан это видел. Похотливые глазки Асада то и дело останавливались на его рабыне, поблескивая голодом. Наверное, именно это и предопределило, сколько жить ему осталось.

Посмотрел на Альшиту, на ее светлые волосы, рассыпанные по его плащу, и прижал к себе сильнее. Вначале думал оставить в пустыне. Оставить и спрятать, пока не окончится бойня, но не смог. Он должен был лично знать, что с ней все в порядке. Она должна находиться с ним, иначе все его мысли будут о ней, а не о битве. Да, предательница, да, шармута, да, жена другого и мать чужого ребенка. НО ОНА ПРИНАДЛЕЖИТ ЕМУ. Аднану ибн Кадиру, и так и останется до последнего его вздоха или ее… Даже если будет подыхать, утащит ее за собой в ад. Так дико желать ей смерти, и в тот же момент от одной мысли о том, что ее сердце остановится, его собственное начинало обливаться кровью и замедлять бег.

Это проклятие. Не зря Джабира когда-то говорила, что эта женщина станет его агонией. Так и случилось. Старая ведьма была права. Найти бы ее кости и тряхнуть хорошенько, чтоб зазвенели. Где она спряталась, проклятая старуха? Ничего о ней не слышал за эти годы. В песке схоронилась, как дряхлая змея подколодная. Она ведь многое должна знать… Найти бы и вытрясти правду — с какого момента Альшита стала на Рифата заглядываться, когда посмела изменить ему, Аднану.

Иногда ему хотелось верить, что ничего этого не было. Никакой измены, никакого предательства… Хотелось… Но не верилось и не моглось.

Но каждый раз унижая ее, унижал и себя. С трудом сопротивляясь инстинктивным желаниям прижать к себе, стереть слезы со щек, целовать припухшие губы, зарываться пальцами в роскошные волосы и дышать ее запахом и дыханием. Такой одинокий рядом с ней и одинокий без нее. И нет никакого выхода из этого замкнутого круга.

Сейчас прижимал Альшиту к себе, слабую и дрожащую, а внутри нарастал бешеный всплеск удовольствия. Впереди жуткая бойня, впереди реки крови и смерть, а он с наслаждением вдыхает ее запах и понимает, что сдохнет без него, сдохнет, и нет ничему смысла. И его ненависть из кроваво-красного вспыхивает пламенем и сжигает ему душу. Дикая страсть, смешанная с яростью. Возбуждение, голод, жажда. Невыносимо и неутолимо, как необратимость.

Тоска только по ее телу, по ее крикам, по ее голосу и хаотичному биению сердца. Прижал к себе сильнее, закрывая глаза от удовольствия. Отпуская мысли вихрем в прошлое, где был счастлив в ее объятиях, где верил ей, как никому другому, где испытал то, что не испытывал никогда — быть любимым женщиной. Поверил, что впервые может быть кем-то любим… Просто так, не за какие-то блага.

И даже сейчас бывали моменты, когда ему невыносимо хотелось простить ее. Забыть обо всем — лишь бы снова почувствовать себя живым. Да, возможно, ему и удалось бы, но тогда он не сможет простить себя самого за эту унизительную слабость. За то, что забыл о чужом ребенке, за то, что трахает тело, сотни раз оскверненное телом Рифата, его поцелуями, его слюной и спермой…

Когда врезался в нее на дикой скорости, а она извивалась под ним и кричала его имя, в мозгу пульсировали картинки, где она точно так же отдается проклятому другу, оплетает руками и ногами, шепчет о любви, просит не останавливаться, раздвигает ноги, и голова Рифата опускается между ее бедер, и его язык вылизывает сладкую… такую невозможно вкусную розовую плоть.

В этот момент он мог бы ее убить, он мог бы выпотрошить ее внутренности и набить ее тело соломой, а потом схоронить в растворе, чтоб она вечно спала рядом… О, Аллах, эта женщина сделала его безумцем. Впереди показался бархан с высохшим кустом вверху, на котором металась на ветру белая лента.

— Когда я сброшу тебя в песок, беги и прячься за тем барханом. Поняла? Просто беги и жди — я приду за тобой.

Месиво началось в тот момент, когда первый из воинов Асада увяз в зыбучем песке и его потянуло вниз, за ним рухнуло еще несколько. Отступать назад не получалось, лошади перебирали ногами и, спотыкаясь, вязли в желтой массе, утаскивающей их глубоко вниз.

— Кудрааат. Мы все здесь сдохнем. Сукаааа, — взорвал раскаленный воздух голос Асада, который тщетно пытался выбраться из песчаной ловушки.

— Да, вы все здесь сдохнете. Я привел вас сюда, чтобы вы сдохли.

Заорал так, что заткнулись даже подыхающие в агонии кони. И захохотал раскатисто, громко, как безумец. А сзади с победным воплем на поредевший отряд Асада набросились люди Шамаля. Аднан приподнялся в стременах, бросая взгляд на тех, кто когда-то воевал бок о бок с ним самим, узнавая каждого из них, замечая новые лица и чувствуя, как внутри поднимается бешеная волна гордости — они добились того, чего он хотел. Они загнали войско Асада в зыбучие. Дальше он поведет их сам. Выведет из опасной зоны. Аднан достаточно изучил проклятую местность, чтобы не оплошать в бою. Знал все островки среди осыпающейся массы. В этот раз Асад лишится головы. Отметил, сколько человек осталось у Асада и сколькие барахтаются и застревают в песке, чтобы стать легкой мишенью для людей Шамаля. Помедлил несколько секунд и скинул капюшон. Раздался ропот, кто-то вскрикнул, а потом пронесся шепот ошарашенных воинов.

— Аднан. Ибн Кадир. Ибн Кадииир жив.

— Да. Кос омак. Ибн Кадир жив, — заорал Аднан так, что у самого уши заложило, а он смотрел, внимательно вглядываясь в растерянные лица, в округлившиеся глаза воинов, и закричал. — Вы много лет жаждали их смерти. Вот они. Я привел их вам. Грызите их. Рвите их плоть и кости. Они ваши. Убийцы ваших отцов, братьев и матерей.

Выдернул нож и заколол одного из Асадовских, бросившегося на Аднана с диким воплем. Его кровь брызнула в лицо ибн Кадира, и он зарычал от удовольствия. Наконец-то первая кровь врага.

Вот он — час истины. Час расплаты, ради которого он терпел так долго, что, казалось, уже сам не верил, что это время придет.

— Кудрааат. Сукааа. Предатель, — орал Асад, увязнувший вместе с конем в песке, стараясь выбраться, выхватил ствол, пытаясь прицелиться, но кто-то выстрелил ему в руку, и он уронил оружие. — Тыыыы. Убиваешь безоружных и тех, кто не может дать тебе отпор. Трууус.

Вокруг началось месиво, самая настоящая бойня.

— За ибн Кадирааа, — орал кто-то, и его подхватывали другие. По телу бастарда прошла триумфальная дрожь, он с воплем бросился в самое пекло, резать и колоть, пробираясь к Асаду… расчищая себе дорогу к гниде, которую мечтал удавить так долго.