Александра-К - Элька [СИ]

Поэтому чихал я на арифметику, сейчас пойду погрею маяско — уже девятый час вечера, а потом разберусь, что делать дальше. Если вовсе честно — то по моему глубокому убеждению, секасс иногда нужен просто для разрядки и доставления себе удовольствия безо всяких дополнительных эмоциональных факторов. Выделились эндорфинчики — и вперед. Я бы Эльке и предложил что-то подобное, но, боюсь, он не в том состоянии — сильно вымотан своей сердечной болтанкой. «Зачем я тебе, Влад?» Ну, Эль, ты и клоун — такое спросить… Потому что люблю. Ни за что. Просто так…

… Он ударил меня по губам, когда я матом послал его куда подальше. Ну на фига тебе калека, да еще и обреченный? Семеныч его сказал, что, если на заплатить деньги, то до бесплатной операции я просто могу не дожить. Наверное, он и Владу это сказал, не зря же у него глаза только внешне веселые, а между бровей пролегла глубокая складка — он думает и ищет решение. Домой хочу. Забиться в свою комнатушку. Если будет совсем плохо — уйду к дяде Вите на метеостанцию. В шарагу не вернусь — мне там точно не жить. Ничего больше не хочу, даже любви Влада… Найдет себе красивую бабу — я же вижу, как на него медсестры смотрят, богатую, и будет жить-поживать, добра наживать. А я… Зачем ему я? Как домашнее животное?..

Я внимательно смотрю на Элюна — вроде бы успокоился, можно будет метнуться в сестринскую, погреть жрачку. Но дверь палаты не закрываю — мало ли что. Спланирует с шестого этажа, потом только мелкие обломки собирать веничком и совочком…

Относительно совочка… Как-то зимой в наше заведение приблудилась собака, эрдель-терьер. Прошлепала мимо охраны — а был очень метельный холодный день, и увязалась за ЭКГ-медсестрой — у них кабинеты в отдельном крыле. Тетка оказалась добрая, не прогнала. Собака рухнула посреди кабинета и проспала весь день. Больные через нее переступали, чтобы пройти. Ни один не выдал и не пожаловался. Вечер, впереди выходные. Собаку переводят в дежурную службу, носят ей объедки из отделения. Ближе к ночи — звонок в реанимацию — дежурил врач-мужчина.

— Ребята, у вас подтяжки есть?

— ???

— Собаку надо вывести.

— Ааа, жгут кровоостанавливающий дадим.

— А совочка нет — подобрать за ним?

— Почковидный лоток дадим.

Прожила три дня в больнице, потом сотрудники забрали домой. Везли все с тем же жгутом на шее…

Ну вот, поэтому совочек просить не будем…

Девки очень радуются моему появлению. Да ладно, за разогрев пищи не надо меня так активно притеснять. Не, филеечки- это ваше святое дело, а истории… Ладно, посмотрю. А что тут за конфетки в кулечке? Ну, вот и плата за помощь. Элька такие любит.

Я возвращаюсь обратно, Эль лежит все в той же позе, глаза закрыты. Переживает, парсючок мой.

— Элюнь, кушать подано, идите жрать пожалуйста!

— Не хочу!

— Эль, я вообще-то, хотел отметить сдачу контрольного опроса, не вредничай и не порти мне настроение! Я тоже есть хочу…

Элюн ворчит, как старый дед, но все-таки поворачивается ко мне лицом. Глаза мрачные, но портить праздник он мне тоже не хочет. А я потихоньку приближаюсь к нему все ближе и ближе, внезапно хватаю, валю на кровать, целую за ушком. Ну, я так хочу. Должен же я как-то напомнить о себе. А то все о болезни да о болезни. Элька отстраняется, обиженно смотрит на меня.

— Эль, я жрать хочу жутко. Давай, ты потом на меня посердишься, а? А то помру от голода.

— Ладно…

После еде морда моего возлюбленного немного повеселела, на щеках заиграл румянец. Вот и славно. А ночью-ночью я попробую к нему пристать — это единственное, что, по моему разумению, его немного подбодрит. А после совсем его заберу надолго, и можно будет трахаться сутками, не приходя в сознание. В субботу, правда, придется нанести визит вежливости. И вот тут я чувствую себя очень уязвимым — Эль мое слабое место. Она же загрызет меня, если поймет, в чем дело, а говорить все равно придется.

Элюн все время беспокойно вошкается на кровати. И это не любовное томление — за это время я научился понимать его движения. Он очень встревожен. Да, похоже, наши оказались большими суками, чем я о них думал, и сказали ему правду. Но Эль не тот мальчик, из люксовской палаты, у которого папка — денежный мешок. Ему хоть чем пригрози — он ничего не сможет делать. Просто свернется в клубочек и будет ждать смерти. Но прожил же он как-то свои пятнадцать лет, скоро шестнадцать исполнится.

— Эль, ты какой подарок хочешь на день рождения?

От моего вопроса мелкий вздрагивает, удивленно смотрит на меня.

— Так еще не скоро…

— Но и шестнадцать лет бывает раз в жизни, надо подготовиться заранее.

Малой замолкает. С моей стороны это-чистая провокация, я хочу лишь выяснить, насколько напугали Эльку, хотя, конечно, про подарок надо подумать.

— Я не хочу ничего… Не трать зря деньги…

— Эль!

Он поворачивается ко мне лицом, хмуро смотрит на меня. Смешного, ласкового Эльки нет. Ему очень плохо, и я не знаю, что сказать. Но зато знаю, что спросить…

— Эль, тебе сказали, что ты не выживешь, если в ближайшее время тебя не прооперируют?

Малой молчит.

— Эль, не боись — устроится как-нибудь все…

— Я домой хочу, не могу больше…

О господи, Эль, ты еще скажи — к маме Мане. А что — ведь он еще совсем маленький, и к маме хочется, и скука больничной жизни не по нему. Но, видимо, придется колоться — невозможно уже скрывать. Куда домой-то, Эль? Нету дома…

— Элюш, в понедельник ментяра приезжал… Тебя не стали звать, мне сказали. Эль, твой дядя Сережа умер, а мама Маня пропала — они ее у меня искали. В общем, вот так…

Элька тихо спрашивает:

— Он сам умер?

— Сам…

— Мама, когда пьяная напивалась, все грозила его убить…

— Нет, сам…

И вдруг мой Элюн начинает рыдать. Я не ожидал. Из-за такой мрази, как сожитель его маменьки.

Но утешить маленького надо, я присаживаюсь поближе, прижимаю его к себе.

— Элюш, ну что ты, что ты…

Бедная моя маленькая душонка! В таком безумии, какой была твоя жизнь, даже этот гад заслужил твои слезы. Ну да — иногда давал поесть, иногда покупал книжки и одежду. Малыш мой!

Элька вдруг шмыгает носом и обреченно спрашивает:

— Теперь мне уже ехать некуда?

— Да почему, ко мне пойдешь жить. Чем не житье?

— Домой хочу!

И опять — слезы. Госсподи, как же они моего мальчишку замучили, если он так плачет весь день, не останавливаясь. Я понимаю, что сейчас в нем больше говорит усталость и боль измученного тела, исколотых рук, отходят лекарства. Я просто прижимаю его к себе и укачиваю, что-то утешительное шепчу на ушко…

— Влаад?

Я немного отстраняю его от себя — Эль смотрит на меня покрасневшим глазами. И внезапно жестко и болезненно прижимается к мои губам своими, тихо стонет. Похоже, мой малыш тоже думает, что его душевную боль уберет секасс. А что я — я не против…