Морган Мэтсон - Лето второго шанса

– Уоррен! – сквозь зубы прошипела я.

– Да-да, – быстро проговорил Уоррен, махнул на прощание рукой и пошел к дому.

– Извини, что беспокою, – сказал Генри, подошел ко мне и бросил полотенце рядом с моим, – я не знал, что вы здесь.

– Да ничего, – ответила я и поразилась тому, как неестественно бодро звучит мой голос, потому что вдруг вспомнила, что из одежды на мне только бикини. – Все нормально. Не о чем беспокоиться.

Генри расстелил полотенце и сел, вытянув ноги перед собой. Между нами оставалось много места, и я не могла не вспомнить тот момент в лесу, когда он положил руку мне на спину, и я чувствовала ее тепло через тонкую ткань футболки.

– Твоему брату не нравится палатка? – спросил Генри, возвращая меня к действительности.

– Дело не в этом, он просто не понимает, зачем она вам. Беспокоится, что вы даете приют бродягам.

Генри улыбнулся, и я улыбнулась в ответ.

– Не бродягам, – сообщил он. – Но он не так далек от истины. Там живет Дэви.

– О, – я замолчала, ожидая разъяснений. Генри, лежа на спине, немного приподнялся на локтях и посмотрел на воду. – А зачем он там живет?

– Он уже несколько лет помешан на возвращении к природе. Он бы и спал в лесу, если бы отец разрешил. Палатка – их компромисс. Ему разрешают в ней спать, но только летом.

Я подумала о тех выходных, которые мы когда-то провели в Лейк-Финиксе зимой, о том, как холодно здесь бывает, и кивнула.

– Это у него от тебя?

– Что от меня? – Генри повернулся лицом ко мне.

– Ну, эта любовь к природе, – пояснила я. Генри продолжал смотреть на меня, и я смущенно отвела взгляд. – Ты всегда брал меня в лес, чтобы наблюдать за всякой живностью. Тебе все это нравилось.

Он улыбнулся.

– Наверное, и до сих пор нравится. Мне просто приятно осознавать, что в лесу все упорядочено, есть система, которую только надо суметь увидеть. Когда мне надо что-то решить, я всегда иду в лес.

Мы замолчали, и я подумала, что со времени нашей первой встречи в мае на этом же причале мы впервые остались с глазу на глаз – нет ни братьев, ни покупателей, ни подружки-блондинки. Это молчание не было неловким. Точно так же мы молчали, когда проводили дождливые дни в доме на дереве или часами загорали на плоту. Я посмотрела на Генри и с удивлением обнаружила, что он тоже на меня смотрит. Не отводя взгляд, я попыталась собраться с мыслями, чтобы что-то сказать, но так и не смогла ничего придумать.

– Пойду-ка я, пожалуй, поплаваю, – Генри прервал затянувшуюся паузу.

– Ну, желаю тебе… – но я забыла, что собиралась сказать дальше, потому что в этот момент Генри снял футболку. Боже милосердный! Я обомлела и отвернулась, но вдруг вспомнила, что у меня на макушке солнцезащитные очки, и небрежно опустила их на глаза: теперь можно не беспокоится, что Генри заметит, как я пялюсь на него. Уж не знаю, накачался ли он в пекарне, таская мешки с сахаром и мукой, но его плечи стали широкими, руки и живот – мускулистыми…

Мне стало казаться, что на пристани очень жарко. Генри кивнул мне перед тем, как прыгнуть в воду, и я махнула ему рукой, стараясь, чтоб это выглядело как можно более естественно. Мне нравился стиль его плавания – ему нас когда-то обучал тренер. Когда Генри скрылся из виду, я натянула шорты и футболку, взяла полотенце и пошла домой.

Подходя к дому, я услышала оперную музыку и почувствовала запах попкорна. Певица с голосом сопрано взяла высокую ноту и тянула ее, пока я шла через застекленную террасу в кухню. Запах доносился именно оттуда. На кухне я обнаружила столько попкорна, что хватило бы на целый кинотеатр, – в жестяных банках, пакетах, круглых целлофановых упаковках. Одну из таких Уоррен как раз подбрасывал в воздух. Отец тихо подпевал оперной диве, разглядывая коробочку от компакт-диска. Мерфи дремал, положив голову ему на руку.

– Привет! – сказала я, кладя на кухонный стол солнцезащитные очки и журнал. Я осмотрела кухню и, решила, что попкорн привез грузовичок ЕСДП, ведь когда я уходила на причал, кухня еще не напоминала попкорн-фабрику.

– Тейлор, послушай. – Отец поднял палец. Уоррен поймал шар с попкорном, и все мы стали слушать, как солистка исполняет что-то на итальянском. Ария закончилась, отец улыбнулся, и я впервые обратила внимание, как выделяются его белые зубы на фоне желтоватого оттенка кожи. – Ну разве не прелесть?

– Очень мило.

– Это «Севильский цирюльник», – сообщил отец. – Мы с твоей мамой ходили на него после свадьбы. Я давно собирался посетить спектакль как-нибудь еще раз.

– Невероятно вкусно, – сказала я, попробовав лежавшие на столе хлопья в сахарной пудре, и отец жестом попросил дать попробовать и ему. Взяв целую пригоршню, он съел всего несколько штук, и я заметила, как он поморщился, глотая лакомство.

– Лучший попкорн в стране, – заключил он. – Я подумал, что надо его попробовать, особенно если собираемся сегодня вечером смотреть «Тонкого человека» [10] Фильм режиссера В. С. Ван Дайка, вышедший на экраны в 1934 году, экранизация одноименного романа Дэшила Хэммета. . – Мы с Уорреном переглянулись. Никто из нас не видел этого фильма, но отец говорил о нем уже несколько лет, утверждая, что это идеальное средство от огорчений, и когда мы бывали в плохом настроении, предлагал (или угрожал, в зависимости от того, как мы относились к такой перспективе) устроить его просмотр. – Вы, ребята, его полюбите, – говорил он. – А Мерфи полюбит Аста. – Отец растолкал пса, тот открыл глаза и, не поднимая головы, зевнул.

По крайней мере, таков был план. Но потом пришла Джелси и с восторгом сообщила новость: Норе позволили у нас переночевать. Оказалось, что Уоррен и я будем при них няньками, так как мама с отцом решили поехать в свой любимый ресторан в Маунтинвью. В доме было шумно – звучала опера, Джелси радовалась по случаю предстоящей ночевки Норы, а Уоррен снова всем рассказывал, до чего интересные ребята ветеринары, – поэтому я взяла журнал и диетическую кока-колу и ушла на переднюю террасу.

Мама позвала меня, когда деревья уже отбрасывали тень на подъездную дорожку:

– Тейлор!

– Да! – Я обернулась и увидела маму в белом летнем платье, с собранными вверх волосами и вечерним макияжем – такой я ее давно не видела. До меня доносился легкий цветочный аромат духов, тех самых, которыми она пользовалась в особенных случаях, например, когда собиралась куда-нибудь с отцом. В такие дни я была убеждена, что мама – самая красивая женщина в мире.

– Отлично выглядишь, – с искренним восхищением отметила я.

Мама улыбнулась и пригладила волосы.

– Не уверена, – сказала она, – но спасибо. Приглядишь за девочками сегодня?

– Конечно, – кивнула я. Уоррен тоже оставался дома, но я подозревала, что при первой же возможности он исчезнет вместе с какой-нибудь книжкой. Мама остановилась на террасе и сложила руки на груди. Наступило молчание. Я думала о том, как бы мне хотелось, чтобы все сейчас было иначе, чтобы можно было поговорить с мамой по душам, сказать, как я боюсь того, что должно произойти, и услышать от нее слова поддержки. Но наши отношения не предполагали откровенности, мешали барьеры, которые я сама же и воздвигла, а теперь не знала, как их разрушить.